Амальфи наблюдал, как красная стрелка часов – единственная, которую часы имели – отсчитывает свои интервалы в четверть секунды, приближаясь к отметке Ноль. Собственно, никто лично и не должен был запускать снаряд – точное время старта было слишком важно, чтобы это позволить – но ему предоставили привилегию нажать кнопку, которая замыкала цепь, когда красная стрелка должна была достичь отметки Ноль и импульс пройдет к системе спиндиззи, которые своими полями приведут в движение снаряд и направят его на путь вне пространства, вне времени, полностью за пределы человеческого понимания. Никто не знал, что после этого произойдет и менее всего это знали создатели снаряда. Снаряд ничего не сможет сообщить назад; как только он пересечет барьер, он практически окажется без связи. И он должен будет вернуться в этот огромный, темный зал, прежде, чем крошечные, сияющие внутри него звездочки и микроскопический кристаллик соли смогут сообщить, что произошло с ними за время их путешествие вовне. Как много времени это займет, будет зависеть от энергетического уровня на противоположной стороне, что являлось одним из заданий, ради которого и посылался посланец; иначе – не представлялось возможным определить время перехода.

– Мы должны как‑то назвать его, – произнес Амальфи, беспокойно поерзав. Указательный и средний пальцы его правой руки уже начали слегка побаливать; неожиданно он понял, что давил на кнопку уже довольно долгое время с гораздо большей силой, чем это необходимо, словно вселенная могла прийти к своему концу вот тут же, сразу, если напряжение, приданное им своей руке и кисти вдруг ослабнет хотя бы на секунду. Тем не менее, он не ослабил своего нажима; он имел достаточно соображения, чтобы понять, что усталость уже не позволяет ему прикинуть насколько он может ослабить давление, и он не хотел рисковать разрывом контакта.

– Теперь, когда мы его создали, он совершенно не похож ни на что. Давайте‑ка быстренько окрестим его, прежде, чем он удерет от нас, к тому же, он может и вообще не вернуться.

– Я бы побоялся дать ему имя, – страдальчески улыбнувшись, сказал Гиффорд Боннер. – Любое имя, которое мы могли бы ему дать, обещало бы слишком многое. А как насчет номера? В те годы, на заре космоплавания, когда запускались первые беспилотные спутники, они получали порядковые номера, как и кометы или другие небесные тела, состоявшие из года и греческой буквы; первый спутник, например был назван Объект 1957‑а.

– Что ж, мне это нравится, – сказал Джейк. – За исключением греческой буквы. Эта штука не должна быть просто индексирована каким‑то числом, которое когда либо использовалось для обозначения известной или по крайней мере, понимаемой ситуации. А как насчет использования бесконечных интегралов?

– Очень хорошо, – сказал Гиффорд Боннер. – И кто же получит честь произвести это наречение?

– Я, – сказала Эстелль. Она вышла вперед. Она не осмелилась прикоснуться к объекту, но протянула руку в его направлении. – Нарекаю тебя Объект 4101 – _А_л_е_ф_н_у_л_ь_.

– А следующий, если предположить, что нам повезет, – произнес Джейк, – может быть Объектом 4101‑С, что обозначает энергию континуума, и следующий…

Послышался мягкий звон. Удивленный, Амальфи посмотрел на часы. Красная стрелка только что прошла третью четверть первой секунды после отметки Ноль. И в центре зала дым устремился к потолку закручивающейся спиралью; а пузырь с крошечными точками света внутри него – исчез.

Объект 4101 – _А_л_е_ф_н_у_л_ь_ отбыл так, что этого никто из присутствовавших не заметил.

А через какую‑то долю секунды он вспомнил, что может уже отпустить кнопку. Но его тысячелетне твердая правая рука продолжала дрожать еще в течении последующих пятнадцати минут.