|
— Так... что-то среднее. Морозов добродушно ухмыльнулся. — Довольно остроумно. — Здесь нет фамилии. Она сказала, что это для меня? — Не совсем так... Она сказала — для врача, который здесь живет. И... в общем, вы знаете эту даму. — Она так сказала? — Нет, — выпалил парень. — Но на днях она была тут. С вами, ночью. — Иногда ко мне действительно приходят да-, мы, Шарль. Но тебе должно быть известно, что скромность — высшая добродетель отельного служащего. Нескромность пристала только великосветским кавалерам. — Вскрой пакет, Равик, — сказал Морозов, — даже если он и не предназначен для тебя. В нашей достойной сожаления жизни мы проделывали вещи и похуже. Равик рассмеялся и раскрыл пакет. В нем была маленькая деревянная Мадонна, которую он видел в комнате той самой женщины. Он попытался припомнить имя. Как же ее звали? Мадлен... Мад... забыл. Что-то похожее, во всяком случае. Он осмотрел папиросную бумагу. Никакой записки. — Ладно, — сказал он помощнику портье. — Все в порядке. Равик поставил Мадонну на стол. Среди шахматных фигур она выглядела довольно нелепо. — Из русских эмигрантов? — спросил Морозов. — Нет. Сперва и я так подумал. Равик заметил, что губной помады на Мадонне больше нет. — Что с ней делать? — Поставь куда-нибудь. Любую вещь можно куда-нибудь поставить. Места на земле хватает для всего. Только не для людей. — Покойника, вероятно, уже похоронили. — Так это та самая женщина? — Да. — Ты хоть раз справился о ней? Сделал для нее еще что-нибудь? — Нет. — Странное дело — нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то может отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем невмоготу. — Я не благотворительное общество, Борис. Я видел вещи нестрашнее и все равно ничего не делал. С чего ты взял, будто ей именно сейчас так тяжело? — Посуди сам, только теперь она до конца почувствовала свое одиночество. До сих пор рядом с ней был мужчина, пусть даже мертвый. Но он был на земле. Теперь же он под землей... ушел... его больше нет. А вот это, — Морозов показал на Мадонну, — не благодарность. Это крик о помощи. — Я спал с ней, — сказал Равик, — не зная, что у нее случилось. Я хочу об этом забыть. — Чепуха! Как раз это — самая пустяковая вещь на свете, если нет любви. Одна моя знакомая говорила мне, что легче переспать с мужчиной, чем назвать его по имени. — Морозов наклонился вперед. Свет лампы отражался в его крупном лысом черепе. — Я тебе вот что скажу, Равик: будем подобрее, если только можем и пока можем, ведь нам в жизни еще предстоит совершить несколько так называемых преступлений. По крайней мере, мне. Да и тебе, пожалуй, тоже. — Верно. Морозов обхватил рукой кадку с чахлой пальмой. Она слегка покачнулась. — Жить — значит жить для других. Все мы питаемся друг от друга. Пусть хоть иногда теплится огонек доброты... Не надо отказываться от нее. Доброта придает человеку силы, если ему трудно живется. — Ладно. |
