|
Зайду завтра к ней. — Вот и прекрасно, — сказал Морозов. — Этого-то мне и хотелось. А теперь хватит разглагольствовать. Кто играет белыми? V Хозяин отеля сразу узнал Равика. — Дама у себя в номере, — сказал он. — Вы не предупредите ее по телефону, что я пришел? — В комнате нет телефона. Можете спокойно подняться наверх. — Какой номер? — Двадцать седьмой. — Я запамятовал ее имя... Как ее зовут? Хозяин не выказал и тени удивления. — Маду... Жоан Маду, — уточнил он. — Не думаю, что это ее настоящее имя. Вероятно, артистический псевдоним. — Почему артистический? — Когда въехала, записалась актрисой. И имя вроде такое, звучит по-актерски. Не правда ли? — Не уверен. Я знал одного актера, который выступал под именем Густав Шмидт. А на самом деле его звали граф Александр Мария фон Цамбона. Густав Шмидт — его псевдоним и, как видите, звучит совсем не по-актерски, не правда ли? Хозяин не сдавался. — В наши дни много чего случается, — заявил он. — Не так уж много. Обратитесь к истории, и вы увидите, что мы живем в относительно спокойное время. — Благодарю, с меня хватает. — С меня тоже. Но нужно искать себе утешение в чем только можно... Двадцать седьмой, вы сказали? — Да, мсье. Равик постучал в дверь. Никто не откликнулся. Он постучал снова и услышал невнятный ответ. Он открыл дверь и увидел на кровати у стены женщину. Она медленно подняла на него глаза. На ней был синий английский костюм, тот же, что и в первый раз. Она казалась бы менее одинокой, если бы лежала на постели непричесанная и в халате. Но она оделась неведомо для кого и для чего, просто по привычке, потерявшей уже всякий смысл, и у Равика защемило сердце. Это было ему знакомо — он видел сотни людей, эмигрантов, заброшенных на чужбину, — они сидели так же. Крохотные островки призрачного существования, они сидели, не зная, что делать, и только сила привычки поддерживала в них жизнь. Он прикрыл за собой дверь. — Надеюсь, не помешал, — сказал он и тут же почувствовал всю бессмысленность своих слов. Что, собственно, могло помешать этой женщине? Ей уже ничего не могло помешать. Он положил шляпу на стул. — Вам все удалось уладить? — спросил он. — Да. Хлопот было немного. — Обошлось без трудностей? — Да. Равик сел в единственное кресло, стоявшее в комнате. Пружины заскрипели, и он почувствовал, что одна из них сломана. — Вы собирались куда-нибудь уходить? — спросил он. — Да. Не сейчас... попозже... В общем, никуда... Просто так. Что мне еще делать? — Ничего. На первых порах так и надо. У вас нет знакомых в Париже? — Нет. — Никого? Женщина устало подняла голову. — Никого... кроме вас, хозяина отеля, кельнера и горничной. — Она невесело улыбнулась. — Не так уж много, правда? — Да, немного. А мсье... — Равик силился вспомнить фамилию покойного. Он забыл ее. — Нет, — сказала она. |
