|
Только синие. Равик разглядывал руку кельнера, на ней была вытатуирована голая женщина, шагающая по облакам. Перехватив его взгляд, кельнер сжал кулак и напряг мускулы. Женщина непристойно задвигала животом. — Значит, синие, — сказал Равик. Кельнер осклабился. — Может, еще найдется пачка зеленых. — И удалился, шаркая туфлями. Равик посмотрел ему вслед. — Красные шлепанцы, — проговорил он, — и красотка, исполняющая танец живота! Похоже, он служил в турецком флоте. Женщина положила руки на стол. Казалось, ей больше никогда их не поднять. Руки были холеные, но это еще ни о чем не говорило. Впрочем, не такие уж они были холеные. Равик заметил, что ноготь на среднем пальце правой руки, по-видимому, надломился и был оторван, не подпилен. Лак местами сошел. Кельнер принес рюмки и пачку сигарет. — «Лоран», зеленые. Все-таки нашлась одна пачка. — Так я и думал. Вы служили на флоте? — Нет. В цирке. — Еще лучше. — Равик подал женщине рюмку. — Вот, выпейте. Ночью кальвадос — самое подходящее. А может, хотите кофе? — Нет. — Выпейте залпом. Женщина кивнула и выпила. Равик разглядывал ее. Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно стерлись, и только волосы естественно-золотистого цвета были очень хороши. Она носила берет. А из-под плаща виднелся синий английский костюм, сшитый у хорошего портного. Но зеленый камень в перстне был слишком велик, чтобы не быть фальшивым. — Еще рюмку? — спросил Равик. Женщина кивнула. Он подозвал кельнера. — Еще два кальвадоса. Только рюмки побольше. — И налить побольше? — Да. — Значит, два двойных кальвадоса. — Угадали. Равик решил быстро выпить свою рюмку и уйти. Ему было скучно, и он очень устал. Вообще же он умел терпеливо переносить превратности судьбы: за плечами сорок лет беспокойной и переменчивой жизни. Ситуации вроде этой были ему не в новинку. Он жил в Париже несколько лет, страдал бессонницей и ночами часто бродил по городу — поневоле приходилось видеть всякое. Кельнер принес заказанное. Равик осторожно поставил перед женщиной рюмку яблочной водки, пряной и ароматной. — Выпейте еще. Толку, конечно, будет мало, зато согревает. И что бы с вами ни случилось — ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным. Женщина подняла на него глаза, но к рюмке не прикоснулась. — Нет, это и в самом деле так, — сказал Равик. — Особенно если дело происходит ночью. Ночь многое усложняет. Женщина по-прежнему смотрела на него. — Незачем меня утешать, — наконец проговорила она. — Тем лучше. Равик поискал глазами кельнера. Хватит. Ему это надоело, он хорошо знал таких женщин. Вероятно, из русских эмигрантов, подумал он. Стоит им где-нибудь пристроиться и слегка захмелеть, как сразу же переходят на категорический тон. — Вы русская? — Нет. Равик расплатился и встал, собираясь проститься. Сразу же встала и женщина. Она сделала это молча, как нечто само собой разумеющееся. |
