Доггер тихо вошел в лабораторию. Заговорил, так что мне не пришлось делать это первой.

— Что касается Эсмеральды, — начал он и умолк в ожидании моей реакции.

Я сглотнула, но умудрилась сделать так, чтобы мои губы не дрожали.

— Полковник де Люс должен был ехать в Лондон по делам, связанным с налогами. В поезде он вступил в контакт с вирусом инфлюэнцы: в этом году эта болезнь весьма распространилась, в некоторых местах сильнее, чем во время великой эпидемии 1918 года. Атака была на удивление быстрой. Инфлюэнца перешла в бактериальную пневмонию. Ваш отец срочно нуждался в горячем питательном бульоне. Он был очень болен, и его желудок не принимал ничего другого. Я беру на себя полную ответственность за произошедшее, мисс Флавия. Я позаботился, чтобы Эсмеральда не страдала. Она находилась в блаженном состоянии, которое всегда чувствовала, когда ее чесали под клювом. Мне очень жаль, мисс Флавия.

Я сдулась, словно проколотый мяч, злость вытекла из меня. Как я могу ненавидеть человека, который, вероятно, спас жизнь моему отцу?

Я не могла найти слова, поэтому хранила молчание.

— Боюсь, наш мир меняется, мисс Флавия, — наконец вымолвил Доггер. — И не факт, что к лучшему.

Я попыталась понять подтекст его слов и найти подходящий ответ.

— Отец, — в итоге сказала я. — Как он? Правду, Доггер.

Тень омрачила лицо Доггера, тень неприятной мысли. Судя по той информации о его прошлом, которую мне удалось выудить, когда-то он был высококвалифицированным врачом, но война погубила его. Однако он никогда не умел уклоняться от прямого вопроса, и за это я его любила особенно.

— Он серьезно болен, — сказал Доггер. — Когда он вернулся из столицы, его мучил лихорадочный кашель и температура поднялась до 102 градусов. При инфлюэнце так случается. Этот вирус также убивает полезную флору в носоглотке, поэтому легкие могут быть заражены. В результате наступает бактериальная пневмония.

— Благодарю, Доггер, — сказала я. — Ценю твою честность. Он умрет?

— Я не знаю, мисс Флавия. Никто не знает. Доктор Дарби — хороший человек. Он делает все, что может.

— Например? — в случае необходимости я бываю безжалостна.

— Есть новое лекарство из Америки — ауреомицин.

— Хлортетрациклин! — воскликнула я. — Это антибиотик!

О его открытии и извлечении из образца почвы в штате Миссури упоминалось в выпуске «Химических обзоров и протоколов», которые как по часам доставлялись в Букшоу каждые две недели, поскольку дядюшка Тар оформил пожизненную подписку, а мое семейство не удосужилось уведомить редакцию журнала о его кончине.

— Благослови тебя господь! — выпалила я, уверенная, что Доггер так или иначе приложил руку к лечению отца.

— Ваша благодарность должна быть направлена на доктора Дарби. И не забудьте первооткрывателя этого лекарства.

— Разумеется, нет!

Я взяла на заметку помолиться перед сном за доктора Дуггара (кажется, так его зовут?) — американского ботаника, выделившего это вещество из заплесневелого образца почвы в огороде Миссури.

— Почему его назвали ауреомицин, Доггер?

— Потому что он имеет золотой оттенок. Aureus — по-гречески золото, а mykes — гриб.

Как все это просто, когда ты понимаешь мельчайшие детали! Почему жизнь не может быть всегда такой простой и ясной, как в тот момент, когда человек в Миссури склоняется над микроскопом?

Мои веки отяжелели. Свинцовые веки, подумала я и подавила зевок.

Я не высыпалась толком уже сто лет. И кто знает, когда мне подвернется следующая возможность?

— Спокойной ночи, Доггер, — сказала я, наливая кипяток в грелку.