|
Мне стало почему-то досадно. Легкое покачивание яхты, стоящей на якоре, может испор-тить самое блестящее настроение. Утром я был на ногах чуть свет. Ветер дул прямо с севера. Я сейчас же отыскал шкипера и сообщил ему о своем наблюдении. – Да, да, сэр. Очень печально, но мы этого изменить не можем. – Как? Нам и сегодня нельзя тронуться с места! – Видите ли, сэр, если бы вы хотели идти в Инсвич – хоть сейчас! Сколько угодно! Но на-ша цель – Голландские острова, вот и приходится сидеть. Я передал эти новости Этельберте, и мы решили провести весь день в городе. Гарвич – ме-сто вообще не веселое, а уж к вечеру и вовсе скучное. Побродив по ресторанам, мы вернулись на набережную. Шкипера на месте не было. Вернулся он через час изрядно навеселе, во всяком случае он был куда веселее нас: если бы я не слыхал от него лично, что он пьет ежедневно толь-ко один стакан грогу перед сном, то принял бы его за пьяного. На следующее утро ветер задул с юга. Шкипер встревожился, говоря, что если это будет продолжаться, то нам нельзя ни двигать-ся, ни стоять на месте. У Этельберты стало возникать чувство острой неприязни к яхте, и она объявила, что предпочла бы провести неделю, принимая морские ванны в безопасной купальне. Два дня прошли в большом беспокойстве. Спали мы на берегу в гостинице. В пятницу ветер зашел с востока. Я встретил шкипера на набережной и сообщил ему радостную весть. Он даже рассердился: – Что вы, сэр! Если бы вы больше понимали, то видели бы, что ветер дует прямо с моря! Тогда я спросил серьезно: – Скажите, пожалуйста, что я нанял? Плавучий сарай или яхту? Что это такое? – Это – ял, – отвечал он, несколько озадаченный. – Дело в том, – продолжал я, – что если это плавучая дача, то мы купим плюша, побольше цветов и постараемся обустроить жилище поуютнее. Если же эту штуку возможно двинуть с места… – Двинуть с места! Да нам нужен только попутный ветер. – А что вы называете попутным ветром? Шкипер молчал. – За эту неделю ветер был с запада, с севера, с юга и востока. Если вы мне укажете еще на какую нибудь часть света, откуда мы должны ждать попутного ветра, то я буду ждать. Но если у вас компас обыкновенный и если наш якорь еще не прирос к морскому дну, то мы его сегодня подымем! Он понял, что меня не унять. – Хорошо, сэр, – ответил он. – Вы хозяин, а я – работник. Теперь у меня остался на попече-нии только один ребенок, и, в случае чего, ваши душеприказчики, конечно, окажут помощь моей вдове. Его серьезность поразила меня. – Мистер Гойльс, – сказал я, – будьте со мной откровенны: бывает ли на свете такая пого-да, при которой мы могли бы вылезти из этой противной ямы? – Видите ли, сэр, если бы мы очутились в море, все пошло бы как по маслу; но дело в том, что выйти из гавани на этой скорлупе – дело не шуточное. Разговор окончился трогательным обещанием шкипера «следить за погодой, как мать за спящим младенцем». В следующий раз я увидел его в полдень: он следил за погодой из окна «Цепи и якоря». В пять часов того же дня счастье мне слегка улыбнулось: я встретил на улице двух това-рищей, которые остановились на время в Гарвиче, так как на их яхте поломался руль. Наша ис-тория не удивила; а рассмешила их: мы забежали за Этельбертой в гостиницу и вчетвером про-крались на наше судно. Мистер Гойльс все еще следил за погодой из окна ближайшего кабака. Застав на месте только юнгу, мы были очень довольны; товарищи взяли на себя управление ях-той, и через час мы уже весело неслись вдоль берега. На ночь остановились в Альдборо, а на следующий день добрались до Ярмута. Здесь надо было расстаться с товарищами и закончить «плавание». Все запасы мы распродали на берегу с аукциона; это было не особенно выгодно, но зато капитану Гойльсу ничего не досталось. |
