Мой приятель задержался в Ливерпуле несколько дольше, чем ожидал; и через три дня, когда его все еще не было, меня посетила его жена.
Она сказала:
- Что вам говорил Том насчет этого сыра?
Я ответил, что он велел держать его в прохладном месте и просил, чтобы никто к нему не притрагивался.
Она сказала:
- Никто и не думает притрагиваться. Том его нюхал?
Я ответил, что, по-видимому, да, и прибавил, что ему этот сыр как будто пришелся очень по душе.
- А как вы считаете, - осведомилась она, - Том будет очень расстроен, если я дам дворнику соверен, чтобы он забрал этот сыр и зарыл его?
Я ответил, что после такого прискорбного события вряд ли на лице Тома когда-нибудь вновь засияет улыбка.
Вдруг ее осенила мысль. Она сказала:
- Может быть, вы возьметесь сохранить сыр? Я пришлю его к вам.
- Сударыня, - ответил я, - лично мне нравится запах сыра, и поездку с ним из Ливерпуля я всегда буду вспоминать как чудесное завершение
приятного отдыха. Но в сем грешном мире мы должны считаться с окружающими. Леди, под чьим кровом я имею честь проживать, - вдова, и к тому же,
насколько я могу судить, - сирота. Она решительно, я бы даже сказал - красноречиво, возражает против того, чтобы ее, как она говорит, “водили за
нос”. Мне подсказывает интуиция, что присутствие в ее доме сыра, принадлежащего вашему мужу, она расценит как то, что ее “водят за нос”. А я не
могу позволить, чтобы обо мне говорили, будто я вожу за нос вдов и сирот.
- Ну что ж, - сказала жена моего приятеля, - видно, мне ничего другого не остается, как взять детей и поселиться в гостинице, пока этот сыр
не будет съеден. Я ни одной минуты не стану жить с ним под одной крышей.
Она сдержала слово, оставив дом на попечение поденщицы, которая, когда ее спросили, сможет ли она выдержать этот запах, переспросила:
“Какой запах?”, а когда ее подвели к сыру вплотную и велели как следует понюхать, сказала, что чувствует слабый аромат дыни. Отсюда было сделано
заключение, что создавшаяся атмосфера сравнительно безвредна для этой особы, и ее решили оставить при квартире.
За номер в гостинице пришлось заплатить пятнадцать гиней; и мой друг подведя общий итог, сосчитал, что сыр обошелся ему по восемь шиллингов
и шесть пенсов за фунт. Он сказал, что хотя очень любит полакомиться кусочком сыра, но этот ему не по карману; поэтому он решил отделаться от
своей покупки. Он бросил сыр в канал; но его пришлось выловить оттуда, потому что лодочники с барж стали жаловаться. У них начались
головокружения и обмороки. Тогда мой приятель в одну темную ночь прокрался в приходскую покойницкую и подбросил сыр туда. Но следователь по
уголовным делам обнаружил сыр и страшно расшумелся. Он заявил, что под него подкапываются и что кто-то вздумал воскрешать покойников с целью
добиться его отставки.
В конце концов моему другу удалось избавиться от сыра, увезя его в один приморский городок и закопав на берегу. Городок тотчас же после
этого приобрел большую известность. Приезжие говорили, что никогда раньше не замечали, какой тут целебный воздух, - просто дух захватывает, - и
еще многие годы слабогрудые и чахоточные наводняли этот курорт.
Поэтому, хоть я и страстный поклонник сыра, но мне пришлось признать, что Джордж прав, отказываясь брать с собой сыр. |