Окруженный со всех сторон бетонными коробами домов, двор этот как две капли воды напоминал Владу собственный. Даже горная цепь мусора у баков была примерно той же высоты.

— А что, и у вас не вывозят? — спросил Влад.

— Что? А, да, не вывозят, — ответил Приходских. — Да теперь в городе вообще черте-то творится! Ну не суть, тут вещи дотащить надо. У меня тетка переезжает, надо бы мебель хоть частично погрузить.

— Это здесь что ли? — спросил Владислав, тыкая пальцем в давешний грузовик, что устало пофыркивая примостился перед третьим по счету подъездом. В кузове его на этот раз был другой скарб, впрочем, не менее древний.

— О! — выдал восклицание бывший сталкер, — уже подъехали. Ну, нам же проще будет.

У деревянного, крашенного жизнерадостной синей краской борта, Степана ждала низенькая, сморщенная до невозможности старушка, которая смотрела на подходящих строго и с некоторым раздражением. По долгу службы много общаясь с людьми, Сергеев сразу понял, что она сейчас скажет. И вправду, блеснув двумя стальными коронками в глубине рта, бабка сварливо высказалась:

— Долго бегал! — потом взгляд ее переместился на Влада, и она добавила. — Этот что ли помощник? Больно хилый.

— Покидаете наш город? — спросил Влад, не реагируя на «хилого».

— Покидаю, — ответствовала бабка, — в некотором роде. Да вы не стойте, там еще осталось.

В этот момент дверь подъезда с грохотом отворилась, и из темной его пасти появились двое, волочащие массивный, почерневший от времени, комод. Один из его ящиков наполовину выдвинулся, из-за этого сей предмет мебели стал похож на исполинскую собачью морду с устало высунутым языком. Причудливо изогнутые дверцы комода только дополняли сходство. А потом Сергеев увидел, кто тащит этот антиквариат, и удивился — потому что тащили его, отчаянно напрягаясь, те давешние ханурики, Степановы собутыльники.

«А с виду не скажешь, что могут такое утащить, алкаши заморенные». — Подумал Влад.

Но и для Степана эти двое стали самой настоящей неожиданностью.

— И вы здесь? — воскликнул он удивленно, вложив в это высказывание столько эмоций, что стал на мгновение похожим на актера в драматической роли.

Ханурики, отдуваясь, приземлили комод на землю (ощутимо задев одной из его ножек за бетонную ступеньку, отчего она, ножка, опасно скрипнула), и один снисходительно крикнул Степану:

— Мы! Ты иди, иди, не стой столбом.

Были они абсолютно трезвыми, как, кстати, и сам Степан. Влад попытался вспомнить: не этих ли ударников наемного труда он видел вчера в невменяемом состоянии у палатки со спиртным, но так и не пришел к какому-то мнению — могли быть они, а могли и не они, эта алкогольная братия вся на одно лицо.

Приходских затопал в темное нутро подъезда, озадаченно озираясь на принявшихся грузить шкаф собутыльников. Кажется, он ничего не понимал.

— И когда она их позвать успела? — сказал он Владу, поднимающемуся позади по обшарпанным бетонным ступенькам. В подъезде было пыльно, темно и пахло кошачьими экскрементами.

— Куда старушка-то едет? — спросил Сергеев.

— А, не знаю, — ответил сталкер, — не говорит. Сказала — все сама сделает. И вишь — делает!

— Разве такое бывает? Ты же ее родственник и не знаешь, куда она едет?

— Ага, родственник, — осклабился Степан, — и, причем, единственный. И мне! — с громогласным пафосом воскликнул он. — Единственной родной душе не сказала!

В крохотной однокомнатной квартирке подняли расшатанный столик с резными ножками — единственный оставшийся предмет обстановки — и поволокли его вниз, то и дело задевая за стены, густо исписанные неандертальским граффити.