— Аааа! — протяжно вопил Ханна. — Ааааа… — рев его мешался с матерной руганью Накимы, который пытался выпутаться из отчаянно дергающихся конечностей раненого соратника.

Рамена задрал ноги и пропустил их через кольцо сцепленных рук, так что скованные кисти оказались спереди. Ими он и приложил поднимающегося гуру по хребтине, отчего тот звучно грянулся о бетонный пол, разбив себе нос и губы.

Накима, наконец, выпутался, оттолкнул Ханну и вскочил, но напарник испортил ему все окончательно. Он тоже поднялся, подвывая, как целое стадо диких вепрей, со страдальческим воплем вырвал нож из изуродованной глазницы и стал махать им из стороны в сторону, видимо стремясь зацепить обидчика. Но зацепил только брата Накиму, всадив ему лезвие в основание шеи, отчего тот рухнул как подкошенный, не издав не единого вопля. Рамена еще раз ударил наставника и скользнул к Накиме, поднырнув под бесцельно месящие воздух кулаки потерявшего последнее соображение Ханны.

Выдрав торчащий из шеи мертвого палача нож, Рамена обратил его в сторону Ханны и, не медля, ударил его в живот. Сделать это было легко — просвещенный брат практически ничего не видел. Ударил дважды, а потом с окровавленным ножом обернулся к гуру.

Ворон с плаката смотрел одобряюще.

Позади Ханна убавил громкость своих воплей до тихого сипа и кулем сполз на пол. Пахло кровью и еще каким-то смрадом. Оскалившись, Дмитрий подошел к гуру и перевернул его на спину. Жестокий основатель жестокой секты должен был видеть свою смерть.

Но Рамена опоздал. Глаза Ангелайи на испачканном кровью лице были пусты и стеклянисты и смотрели уже не на Дмитрия — в вечность. Пока Рамена дрался с Ханной, лежащий на бетонном полу лицом вниз Просвещенный Ангелайя, отец и бог одноименной секты, наводившей страх на весь город, успел тихо скончаться.

Что это было? Инфаркт, инсульт, аневризма? Петр Васильевич был пожилым человеком.

* * *

Возле двери брат Ханна тяжело и мучительно испускал дух, одной рукой держась за отсутствующий глаз, а другой подхватывая вываливающиеся из живота кишки. Ключи от наручников Рамена нашел в кармане бездыханного Накимы и с облегчением скинул оковы. К этому времени Ханна совсем притих, а в комнате пахло, как на бойне в разгар трудовых будней.

Бросив быстрый взгляд на дверь, Дмитрий подошел к Ангелайе и стащил с него сутану, под которой оказалась давно не глаженная клетчатая рубашка и грязные джинсы. Труп гуру остался лежать под вновь возникшим на плакате его портретом, где он по-прежнему улыбался, теперь с того света.

Накинув сутану с объемистым капюшоном, взял из кармана мелко подрагивающего руками брата Ханны ключ от двери и покинул вотчину Просвещенного Гуру, тщательно заперев ее за собой. С накинутым капюшоном Рамена быстро прошел вдоль коридора, важно кивая в ответ на приветствия редких послушников. На входе два охранника открыли было рты, дабы что-то спросить, но увидели цвет сутаны и предпочли промолчать.

Оставаясь в их видимости, Дмитрий спокойно шел, а когда завернул за угол — побежал, на ходу избавляясь от пропахшей смертью сутаны.

Труп Ангелайи и двух его верных псов обнаружили лишь к вечеру, когда робкий двоюродный младший послушник поскребся в дверь с сообщением о прохладительных напитках Великому гуру. Когда гуру не отозвался, возникла мгновенная паника, так что дверь вышибало уже человек пятнадцать, ругаясь и мешая друг другу. И из этих пятнадцати только трое потенциальных ренегатов устояли на ногах, увидев открывшуюся картину.

Как вели Рамену, почти никто не видел, и потому лишенная главы секта стала лихорадочно подыскивать авторов этого без всяких сомнений заказного убийства. Мигом всплыли фамилии трех известных городских колдунов, работников спецслужб и главаря Босха. Устроив скорбный плач для всех без исключения послушников, на сборном совете осиротевшие Ангелайевцы порешили, что только кровная месть может удержать секту от распада.