Тишина. Павел Константинович вдруг понял, что совершенно не слышит дыхание странного гостя. Словно никого нет там, позади. Но рука-то остается на плече.

— О своих неприятностях можешь забыть. Их больше нет. В назначенный день спокойно иди в суд, никто тебя уже не зацепит. Отныне ты невиновен.

— Но как…

— Мои проблемы, — ответил гость, а потом добавил, — вернее, наши. Ты все понял, иди и ничего не бойся. Отныне ты чист.

— Если я правильно понял, — сказал вдруг Мартиков, — должны быть какие-то условия. Ведь у вас всегда есть условия. Может быть, ценой будет моя душа?

Сухой смешок. Как-то совсем он не сочетается с низким тембром голоса.

— Нет, душа твоя мне не нужна. Ты, Мартиков, крупно ошибаешься. Мы не из преисподней, мы поближе, и действительно хотим тебе добра. А условия? Их ты получишь сразу после суда, когда убедишься в том, что я был прав. Подойдет такое?

— Да, — сказал Мартиков, рука на плече сводила его с ума, хотелось поскорее скинуть ее, как маленькое, омерзительное многоногое чудовище. — Да, я согласен.

— Вот и ладушки, — сказал незнакомец, — у здания суда, на Центральной улице будет припаркован черный «Сааб 9–5». Стоять он будет в тени большого такого древнего вяза. Подойдешь туда, и получишь инструкции. Это все.

Настала тишина. Было слышно, как шумит вода у плотины. И никакого звука дыхания, кроме неровных вдохов и выдохов самого Мартикова.

— А документ никакой не надо подписывать? — наконец сказал он.

Его слова повисли в воздухе. Никакого ответа. На том берегу, над дачами резко каркали стаи ворон. И тут Павел Константинович не выдержал и оглянулся.

Позади него никого не было — пустой и голый клочок пляжа. Песок, грязная земля, округлая галька. И никаких следов, никакого подтверждения, что здесь вообще кто-то был, только глубокие следы с четкой выемкой от каблука — его, Мартикова, дорогих кожаных ботинок.

Но рука все еще лежала у него на плече. В панике Мартиков тряхнул плечом, сбрасывая ее на землю. Посмотрел, со свистом втягивая воздух. На плече было пусто, ничто не наблюдалось и на песке, куда по идее должно было свалиться.

— Бред… — сказал Мартиков в пустоту, в прозрачную утреннюю тишь, — безумие. Никого не было.

В конце концов, он собрался и отправился домой.

А вот теперь, стоя на ступеньках у храма Фемиды, вынужден был признать, что все это не было чушью. А сам факт разговора с непонятным гостем был реальным свершившимся событием.

Выискивая черный автомобиль на центральной улице, Мартиков укорял сам себя. Сейчас в самый разгар жаркого дня, да еще после того, как все благополучно завершилось, тот недавний страх на реке казался глупым и надуманным. Вообразить, что гость пришел из преисподней, да, конечно, нервы у Павла Константиновича были тогда напряжены и натянуты, как струна. Но все же. Раньше он не замечал за собой особой тяги к мистике. А если вспомнить, как он предлагал неведомому гостю, без всяких сомнений здравомыслящему и деловому человеку, собственную душу — так вообще стыдно становилось. Кем бы ни был, этот невидимый пришелец, потусторонней тварью он не был.

«Секта? — спросил себя Мартиков. — Тайное общество? Мафия? Какая разница, в моем положении примешь помощь от любого».

И он спустился со ступенек, даже не оглядываясь на старое здание, еще недавно снившееся ему в страшных снах. Его, Мартикова, нечистое прошлое сгорело в дымном, чадящем пламени, и можно было начинать думать о новой жизни.

Новой спокойной жизни.

Уехать за город.