Мой отец довольно брезглив. Погружение в единое воздушное пространство с вопящей распаренной бабищей вдруг вышибло его из состояния привычной отрешенности. Как будто весь этот враждебный мир внезапно накинулся на него со всех сторон, и не осталось в теле ни одной клеточки, которая не страдала бы от соприкосновения с ним.

    И мой отец вырвался из ее хватки и закричал:

    – Дрянь! Кухарка! Пошла вон отсюда, ты!.. Посадила мужа в клетку? Выставила мужчину, как барсука в зоосаде? Дура! Плебейка! Иди помой полы на кухне!

    Он надсаживался и выкрикивал одни и те же слова, которые считал самыми обидными. Он не видел, что кругом попритихли и немного расступились, а голодающий в квадрате скамеек прянул и вытянул спину. Отец видел только тьму и посреди этой тьмы – жалкую фигурку с перепуганной толстой физиономией.

    Он вспотел, волосы его растрепались. Его руки, мягкие аккуратные руки чертежника, яростно дергались. Краем сознания он понимал, что выглядит недостойно, и пытался привести себя в порядок. Он даже несколько раз приглаживал волосы, но они снова вставали дыбом. Чужой, срывающийся на визг голос – боже, его собственный голос! – звучал как будто со стороны:

    – Ступай домой, дура!

    Кто-то взял его за локоть и в самое ухо проговорил:

    – Уйдемте отсюда.

    Отец дернулся и обмяк. Стыд накатил на него жгучей волной, испарина выступила у него на лбу, волосы приклеились к лицу.

    – Уйдемте, – спокойно повторил незнакомец.

    Отец позволил себя увести. Он даже не обернулся, чтобы увидеть, какой эффект произвело его выступление на толстуху. А та несколько секунд поглядела ему в спину, отдуваясь и пыхтя, после чего вдруг напустилась на кого-то другого.

    Незнакомец отвел отца в сквер, усадил на скамейку и встал прямо перед ним.

    – Годунов, – сказал незнакомец.

    Отец поднял на него страдальческие глаза.

    – У вас есть платок?

    Годунов вытащил платок и подал ему. Отец принялся обтирать лицо.

    Потом проговорил:

    – Это вы – Годунов?

    – Да, представьте себе, я – Годунов.

    – А зовут – Борис?.. Простите, вас, наверное, замучили этой шуткой… – спохватился отец тотчас.

    Он посмотрел на платок в своей руке, пытаясь сообразить – как будет вежливей: отдать грязный или сказать, что постирает и отдаст после.

    Годунов избавил его от мучительного выбора, попросту бесцеремонно отобрав испачканный платок, и сказал:

    – Это не шутка, потому что меня действительно зовут Борис. Собственно, имя и подтолкнуло меня к идее заняться моим бизнесом. Двойники, понимаете?

    – Вы хотите рассказать мне об этом? – наморщился отец. Он не любил откровенных бесед с незнакомцами. Он вообще был очень замкнутым человеком.

    – Я хочу предложить вам работу, – ответил Годунов.

    – Это такая шутка? Простите, к концу дня я плохо соображаю.

    – Это не шутка. Я продюсирую двойников, понимаете?

    – Что вы с ними делаете? – не понял отец.