Изменить размер шрифта - +

    И аккуратным жестом поправил накладные усы.

    – Клей не очень хороший, будет кожу тянуть, – предупредил он. – Как ощущения?

    – Чувствую себя загримированным, – ответил отец, пытаясь держаться молодцом.

    – Поэтому я и настаиваю на том, чтобы вы их отрастили… Так. – Годунов оглядел своих артистов. – Готовы?

    Они вышли из гримерки и отправились во двор, где уже собралась вся компания.

    – Вот видишь, вернулся твой папа, – сказала мне одна из женщин. От нее кисло пахло духами.

    Артистов приветствовали громкими криками. Ленин произнес:

    – До’огие това’ищи! Вы уже заняли телег’аф, телефон и телетайп?

    Кругом засмеялись. Ленин тоже засмеялся. Хозяин дома встал, вскинул руку и провозгласил:

    – Хайль Гитлер!

    Мой отец ужасно побледнел, оглянулся на Берию. Тот зловеще сверкнул очками. В них отразилось пламя, тлеющее в углях, над которыми изнемогали шашлыки. Отец вяло отмахнул рукой и пробормотал:

    – Зиг хайль.

    – Ну-ка подвинься, – сказал моей соседке какой-то мятый, совершенно неуместный здесь человечек в сером. Он извлек фотоаппарат и начал делать фотографии.

    – Речь, фюрер! – подбадривал отца хозяин дома.

    Отец молча глядел на него. Он думал о шашлыках. Потом вдруг встретился глазами с Годуновым. Годунов сразу все понял и захлопотал:

    – Фюрер сегодня не в духе!

    – Что, фюреру нечего сказать своему народу? Ну ты даешь! – ответил Годунову хозяин дома. – Народ, может быть, хочет слышать!

    – Фюреру всегда есть что сказать своему народу, – согласился Годунов.

    Отец опять махнул рукой и сказал:

    – Зиг хайль!

    Годунов шевельнул губами, подавая отцу знак.

    – Народ! – неожиданно выкрикнул отец. – Мы вместе идем к победе!

    – Эй, так не годится!.. – протянул один из гостей. – А чё он по-русски? Фюрер пусть по-немецки!

    Две девицы рядом со мной начали громко выкрикивать: «Фю-рер! Фю-рер! По-не-мец-ки!» И хлопать в ладоши.

    Отец замешкался на миг, а потом вдруг покраснел почти до черноты и начал верещать на каком-то кошмарном, несуществующем языке. Этот язык состоял сплошь из шипящих, и все слова в нем были очень короткие.

    Когда он закончил и опять махнул рукой, кругом началось настоящее сумасшествие. Гости вопили «Хайль Гитлер!» и вскидывали руку в нацистском приветствии, причем один случайно угодил в глаз другому, потому что они размахивали руками во все стороны.

    Одна девица вскочила и завизжала:

    – Хочу ребенка от Гитлера!

    Но никто не засмеялся, и она, хохоча сама, уселась на место.

    Хозяин дома обнял отца и велел фотографу сделать не менее десятка снимков. Он настойчиво поил отца водкой, хотя отец отнекивался и ссылался на то, что фюрер ведет трезвый образ жизни.

    – Да брось ты, – лениво говорил ему хозяин дома, – фюрер, он тоже…

    Я незаметно заснула. Когда Годунов разбудил меня, была уже ночь. В лесочке никого не было, людоедский костер погас.

Быстрый переход