Когда, полуживой, он всплыл, у него было точно такое же чувство, что из темных глубин он выплывает к свету.
Державший Диллона поразительно крепкой хваткой толстяк усадил его на стул. Диллон сделал несколько глубоких вдохов и улыбнулся.
— Прошу простить меня. Некоторое время я болел и сегодня, видимо, слишком долго пробыл на ногах.
Выражение лица толстяка не изменилось, а девушка сказала на кантонском диалекте:
— Я справлюсь, дядя, заканчивайте свой ужин.
Диллон, который довольно хорошо знал кантонский диалект, с интересом выслушал ответ мужчины:
— Ты думаешь, что они все-таки придут, племянница?
— Кто знает? Это худшие из чужеземных дьяволов, гной из зараженной раны! На всякий случай я еще некоторое время оставлю дверь открытой. — Она улыбнулась Диллону: — Пожалуйста, простите нас. Дядя очень плохо говорит по-английски.
— Ну что вы! Если можно, я еще немного посижу здесь.
— Хотите кофе? — спросила девушка, — очень крепкого с бренди?
— Спасибо, бренди — это чудесно, но не найдется ли у вас чашки чая, дорогая? Я пью его с детства.
— Чай у нас есть всегда.
Она улыбнулась ему и пошла к бару, из которого достала бутылку бренди и стакан. В этот момент за окном остановилась машина. Девушка замерла на минуту, потом подошла к краю стойки и посмотрела в окно.
— Они приехали, дядя.
Пока она огибала стойку бара, дверь открылась, и в нее вошли четверо. Шедший первым был шести футов роста, с лицом жестким, скуластым, в коротком пальто из твида, по виду очень дорогом.
Он вполне дружелюбно улыбнулся.
— Вот мы и снова вместе, — сказал он. — Вы приготовили все для нашей встречи?
У него был очевидный белфастский акцент. Девушка ответила:
— Вы теряете время, мистер Макгуайр, вы здесь ничего не получите.
Двое спутников Макгуайра были чернокожими, а третий — альбинос с такими светлыми ресницами, что они казались почти прозрачными. Он-то и сказал:
— Не заставляй нас трудиться, детка. До сих пор мы обращались с тобой по-божески. «Кусок» в неделю за заведение — что-то вроде этого? Да вы отделались сущими пустяками!
Она покачала головой.
— Ни пенни.
Макгуайр вздохнул, взял из ее рук бутылку бренди и бросил ее в зеркало бара. Зеркало разлетелось на мелкие кусочки.
— Это только цветочки. Теперь ты, Терри.
Альбинос метнулся вперед, его правая рука ухватилась за ворот платья девушки и разодрала его до пояса, обнажив одну из ее грудей. Он притянул ее к себе и рукой схватил за грудь.
— Так, а это что у нас такое?
Толстяк бросился к девушке, но Диллон свалил на пол стул, чтобы загородить ему дорогу.
— Не вмешивайтесь, дядя, я все улажу! — крикнул он по-китайски.
Вся четверка обернулась к Диллону. Макгуайр еще улыбался.
— Ой, у нас еще и герой тут есть.
— Отпустите ее, — приказал Диллон.
Терри ухмыльнулся и крепче прижал к себе девушку.
— Нет, она мне слишком нравится.
Горечь, гнев и боль последних нескольких недель, словно желчь, подступили к горлу Диллона. Он выхватил «вальтер» и выстрелил наугад в воздух, добив остатки зеркала бара.
Терри отпустил испуганную девушку.
— Посмотрите на его руки, — прошептал он, — они у него дрожат.
Макгуайр не выказал никаких признаков страха.
— Его акцент напомнил мне родные места, — заметил он.
— Мне плевать, откуда ты, сынок, — сказал ему Диллон, — из Шанкилла или с Фоллз-роуд. |