Впустил меня определенно не Джонни Трой. Сначала я подумал, что это девушка, но не в моем вкусе, потом сообразил, что это был парень. Отворив дверь, он торопливо махнул рукой и, не проронив ни слова, возвратился в тускло освещенную комнату. На нем была свободно ниспадающая белая рубашка с большим воротником, узкие черные брюки из какой-то эластичной ткани и темные шлепанцы. Когда я прошел следом за ним в комнату, он эффектно упал на мягкую атласную подушку возле парня в тельняшке, синих джинсах и высоких коричневых сапогах. Этому парню нужно было давно побриться.

Тихо звучала одна из пластинок Джонни Троя, которой у меня еще не было. Что-то о том, что он «любил любовь, которая больше любви». Песня мне показалась грубоватой.

Я находился в большой комнате, напоминающей вестибюль маленького отеля в фешенебельном квартале города. На подушках в самых непринужденных позах сидело или лежало человек пять-шесть. Справа от меня стоял прекрасный низкий диван, обитый золототканным материалом. На нем сидело еще трое, а возле дивана, опираясь на шероховатую черную поверхность камина, в котором горели дрова, примостился Джонни Трой.

В помещении находилось немало колоритных фигур, но в присутствии Троя они все казались бесцветными тенями. Он не был одет как-то по-особому, нет. На нем был синий пиджак, рубашка и галстук немного светлее, кремовые брюки. Но в этом парне был какой-то особый шарм, он невольно притягивал к себе всеобщее внимание. Есть такие люди, в наружности которых нет ничего особенного, но стоит им войти в комнату, как все глаза обращаются на них, будто подчиняясь магниту.

В Джонни имелся такой магнетизм, к тому же он вообще был привлекательным парнем. Очень высокий, стройный, красивый. Его светлые волосы с золотым отливом образовывали подобие нимба вокруг головы. Когда он что-то доказывал своим собеседникам, он подчеркивал значение сказанного грациозными движениями руки.

Как только я вошел, он повернулся, взглянул на меня, поднялся и пошел навстречу. Протянув руку, он улыбнулся и спросил:

— Мистер Скотт?

Я кивнул. Мы обменялись рукопожатиями, и он продолжал:

— Юлисс позвонил и предупредил о вашем визите. Я ожидал вас чуть раньше, вот почему не встретил у дверей.

— Прошу извинить за опоздание, мистер Трой, у меня произошла… небольшая неприятность на дороге.

— Все в порядке. Надеюсь, вы не возражаете против этой банды?

Он махнул рукой, указывая на присутствующих, нахмурился и добавил:

— Многие из них не признают никаких условностей. Не разрешайте им выбить себя из седла.

Он подмигнул мне, я усмехнулся в ответ.

— Этого не случится.

— Прекрасно. Мы все друзья. Большинство из них — клиенты Себастьяна. Полагаю, вы многих знаете, хотя бы заочно.

Я действительно увидел несколько знакомых физиономий. На золотом диване сидел Гарри Бэрон, местный диктор и отчасти писатель. Его легко было узнать по белой прядке в волосах. Глаза у него были надменные, холодные, но он ухитрялся ими замечать самый «горячий» материал, который не привлекал внимание других. Белая прядка придавала ему очень решительный вид, что соответствовало истине. Его репортажи были злободневными и весьма зубастыми. Рядом полулежал худощавый, бледно выглядевший Рональд Дэнгер, написавший лучший бестселлер сезона. Про этот дурацкий роман с названием «Ляг и умри», который и я прочитал, писали в свое время очень много.