— Благодарю вас, — сказал я наконец. — Мне делали намеки и завуалированные предупреждения. Никто до сих пор не говорил мне правду.

Он улыбнулся и начал снова тихонько поерзывать на своем стуле.

— Итак, мне удалось вас остановить, — сказал он. — Я искренне рад этому. Теперь вы останетесь, чтобы насладиться ленчем.

— Нет, доктор Дансер, вы рассказали мне конкретные вещи, но это ничего не меняет, вы не остановили меня. Почему я должен останавливаться?

Его лицо было не столько серьезным, сколько печальным.

— Вы лишь еще более разожгли мой аппетит. Моя зачарованность не только не исчезла, но и обострилась.

Он застонал.

— Какой объект! — продолжал я. — Какие контрасты, какой обладатель экстраординарных противоречий — какие вопросы это поднимает! Я даже не знаю, с чего начать. Я не в силах поверить своей удаче. В результате я представлю публике портрет, исследование воистину редчайшего человека. — Меня самого восхищало то, что я говорил.

— Есть еще кое-что, — сказал Дансер.

— Ах, да, предостережения! «Берегитесь»!

— Зло способно причинить вред, и власть его очень реальна, очень сильна.

— Я не сомневаюсь в этом.

— Многие пострадали.

— Дансер, этот человек мертв!

— Означает ли это, что по эту сторону все закончилось?

— Да Бог с вами, о чем вы! — Слова мои звучали дерзко, я слышал свой голос, исполненный показной храбрости и презрения. Но это были только слова, внутренне я весь дрожал.

Дансер смотрел на меня, словно что-то взвешивая, решая, говорить или нет.

— Ну, и что это?

Он покачал головой.

— Каков ваш собственный интерес к Вейну? — резко спросил я.

— Никакого. У меня нет никакого интереса. Как-то раз я почитал немного из праздного любопытства. После того как до меня дошли слухи, я начал копаться в архивах, имеющихся в школе. Я обнаружил достаточно, чтобы это заставило меня отступить — отступить, закрыть книги и повернуться спиной. Были и такие, кто после смерти Вейна провозгласил его великим человеком. Ну, возможно, до некоторой степени, он таковым и стал. Он рисковал отправиться туда, куда до него никто не отваживался пойти, он совершил множество открытий. Но он был также лгуном, действовал, так сказать, по обстоятельствам; случалось ему прибегать и к запугиванию, и физическому насилию, вдобавок он был мошенником — и даже хуже. Он жил так, как хотелось ему, жил по-своему, за счет других, потому что его забавляло это, ему нравилось так поступать, потому что это помогало ему в достижении его собственных целей, потому что он был порочен и любил власть. Именно так он получал удовольствие. Когда он вынужден был из-за своих злых деяний покинуть страну, он уехал за границу и там строил из себя важную персону. Он использовал — и использовал жестоко — неосведомленных и невинных, и все это время он являл миру медово-сладкий лик. Неужели это тот человек, в обществе которого вам хотелось бы провести время? Часы наедине? Оставьте его, Монмут, пусть себе гниет.

Он внезапно вздрогнул, встал и принялся расхаживать по комнате, нервически потирая руки.

— Вы говорите почти так, как если бы были знакомы ним, как если бы он лично вам причинил какое-то зло.

— Не я, — сказал он. — Другие. — Он снова посмотрел мне в глаза: — Оставьте его лежать, где лежит. Не открывайте книгу.

— Я благодарен вам, я уже говорил. Теперь я понимаю больше, гораздо больше. Но я хотел бы попросить вас доверить мне прочесть дальнейшее самостоятельно.