– Какая-то белиберда, – бросил Грегори зло, поднимаясь из-за стола, и потянулся к монетам, – я не собираюсь за это платить.

Милдрет тут же перехватила его ладонь.

– Не надо, – тихо сказала она. – Не будьте мелочным, мой господин.

Гадалка перевела взгляд на неё и улыбнулась гнилозубым ртом.

– Но когда ты вспомнишь всё, ты наконец обретёшь себя.

Они выбрались наружу из шатра и почувствовали, как холодный воздух весенней свежестью ударил им в лицо.

– Не надо было приходить, – упрямо сказал Грегори.

– Да. Только деньги потратили зря, – Милдрет усмехнулась и, прижавшись к Грегори плечом, шепнула ему на ухо. – Я никогда не забуду тебя. И что бы ни случилось, прощу тебе всё.

Грегори улыбнулся без особой радости.

– Нужно проследить, как проходят приготовления к пиру, – сказал он, отодвигая плечо. – Увидимся вечером. Как всегда.

На пиру показывали фокусы жонглёры, пели заморские баллады заезжие трубадуры, воспевая подвиги английских рыцарей, ушедших в Палестину в поход.

Ни их напевы, ни блюда с дичью, которые выносили один за другим, не радовали Грегори – напротив, лишь навевали на него тоску. Безрадостные мысли о пропавшем отце и погибших братьях терзали его.

И, как и было уговорено, едва гости начали расходиться, Грегори взглядом указал Милдрет на дверь. Та вышла из-за стола и по лестнице стала подниматься на третий этаж.

Грегори выждал некоторое время и, улучив момент, попрощался с гостями, а затем направился следом за ней.

Милдрет ждала его в спальне, разглядывая витраж.

Грегори подошёл к ней со спины и обнял, прижимая к себе.

– Весь день этого ждал, – прошептал он, зарываясь в волосы Милдрет лицом.

Милдрет улыбнулась и, извернувшись, попыталась поймать его губы своими губами.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Грегори толкнул её к кровати, и Милдрет стала отступать, раздеваясь на ходу – пока не рухнула на спину, придавленная к матрасу телом любовника.

Грегори стремительно покрывал поцелуями её горло и уже обнажённые плечи, а Милдрет гладила его по спине и обнимала бёдрами, изо всех сил притискивая к себе.

Потом, когда одежда уже была сброшена на пол, Грегори ронял капли разогретого масла Милдрет на живот, заставляя вздрагивать от каждого касания, и поглаживал раскрытый для него вход. Затем входил внутрь, пристально наблюдая за тем, как тело Милдрет выгибается под его напором, тянется к нему, как навстречу солнцу тянется виноградная лоза – и обнимал её, уставшую, положив голову на плечо.

– Люблю тебя, – прошептал Грегори, переворачиваясь на бок и прижимая Милдрет к себе.

Милдрет провела кончиками пальцев по его щеке и нахмурилась.

– Что происходит, Грегори? Даже сейчас у тебя морщинка между бровей.

Грегори попытался улыбнуться, но не смог. Некоторое время Милдрет пристально вглядывалась в его лицо, а затем Грегори вздохнул и сдался.

– Мне нужен наследник, Милдрет.

Тело Милдрет напряглось в его руках, натянулось струной.

– Я не виноват, что в первый раз родилась дочь.

– Я знаю, – Милдрет сглотнула. – Знаю, что не виноват.

– Но ты всё равно не хочешь, чтобы я провёл с ней ночь.

– Я не хочу, чтобы у неё была власть над тобой, – Милдрет замолкла, не зная, какие ещё подобрать слова.

– Я никогда не полюблю её.

Милдрет спрятала лицо у Грегори на плече.