– Смерть! – выпалил он, сам себя ненавидя. Это опять была сцена с ножом, вся – с начала и до конца, и Гарри чувствовал, что теряет ее, ощутил, как она уходит. Но он успел сказать: – А потом?

О Боже, он не хотел, не хотел знать! Пенни Сандерсон кричала, кричала, кричала... Некроскоп выяснил все. Но он не был рад этому.

Глава 2У тебя за спиной...

Гарри пробыл с ней еще полчаса; он успокаивал и утешал ее, как умел. В разговоре всплыли еще какие‑то подробности: для полиции хватило бы. Когда он собрался уходить, Пенни взяла с него обещание навестить ее снова. Она недолго пробыла за чертой, но успела понять, что смерть – это одиночество.

Некроскоп был на пределе, его мутило: от жизни, от смерти – от всего. Перед тем как уйти, он спросил, не позволит ли Пенни взглянуть на нее. И она ответила, что ей было бы все равно, она бы и не заметила, если бы это был кто‑либо еще. Но Гарри – другое дело, его она ощущала, ведь он некроскоп... Она была всего лишь застенчивой девчушкой.

– Что ты, – ответил он, – я же не любитель подсматривать.

– Если бы я была... если бы он не... Если бы мое тело не было осквернено, я бы, наверное, не возражала, – пробормотала она.

– Пенни, ты прелесть, – сказал Гарри. – А я... Что я могу сказать после всего этого? Я всего лишь мужчина. Но сейчас, не хочу тебя обидеть, меня волнует не это. Я должен посмотреть именно потому, что ты осквернена. Мне нужно сильно разозлиться, и я знаю, что, увидев, что он с тобой сделал, я очень сильно разозлюсь.

– Тогда мне нужно всего лишь представить, что ты мой врач.

Гарри осторожно снял пластиковое покрывало с ее бледного юного тела, посмотрел на него и трясущимися руками снова накрыл.

– Так страшно? – Она еле сдерживала рыдания. – Мама всегда говорила, что я могла бы быть фотомоделью.

– Конечно, ты могла бы, – кивнул он, – ты была очень красивой.

– А теперь нет? – Всплеск ее отчаяния достиг некроскопа. Пенни помолчала, а потом спросила: – Ты разозлился, Гарри?

Чувствуя, как рычание рвется у него из глотки, он ответил:

– Да, Пенни. Да, я разозлился.

И бросился к выходу.

Дарси Кларк был тут, за дверью. Он ждал вместе с человеком в штатском. Гарри закрыл за собой дверь и прислонился к стене.

– Я оставил ее лицо открытым, – сказал он и, посмотрев на полицейского, добавил: – Так и оставьте.

Тот поднял бровь и безразлично пожал плечами.

– Мне‑то что? – буркнул он без всякого сочувствия, гнусавя, как житель Глазго. – Ведь я их не касаюсь, шеф. Но их, мертвяков, всегда накрывают...

Гарри резко повернулся к полицейскому – глаза расширены, крылья носа побелели, лицо искажено гримасой. И тут включился инстинкт Кларка, он подсказал, что некроскоп внезапно стал опасен. Гарри был в ярости, и ее нужно было на ком‑то выместить. Кларк понимал, что ни полицейский, ни кто‑либо еще тут ни при чем, просто эмоции требовали выхода.

Он шагнул вперед, встав между полицейским и некроскопом.

– Все в порядке, Гарри, – сказал он торопливо, – все в порядке! Ты понимаешь, эти люди каждый день видят такое, естественно, что их чувства притупились.

Гарри взял себя в руки, только голос его был хриплым, когда он заговорил вновь.

– Такое они видят не каждый день. К тому, что кто‑то способен сделать подобное с девушкой, нельзя привыкнуть. – И добавил, видя недоумение Кларка: – Потом расскажу.

Он глянул на офицера поверх плеча Кларка и уже спокойным тоном спросил:

– Бумага и ручка есть?

Полицейский, несколько удивленный происходящим, – он ведь выполнял рутинную работу, – вежливо ответил:

– Да, сэр, – и полез в карман за блокнотом.