Пакстон, эта телепатическая блоха, которую все никак не удавалось прихлопнуть. Своего рода тоже вампир, только он питался не кровью, а тайнами, добытыми в интимных закоулках чужих разумов. И уж о нем никак нельзя было сказать, что он здесь лишь по долгу службы; Пакстон был одержим ненавистью к некроскопу, неукротимый и безжалостный, как арбалет в его руках, направленный в сердце Пенни, там, в спальне Гарри. И хотя Гарри мгновенно отпрянул, Пакстон был начеку; он понял, что некроскоп рядом.

Телепат сощурил глаза и негромко (только голос вибрировал от возбуждения) позвал остальных, что были внизу:

– Он рядом! Он идет сюда!

Бен Траск и Гай Тил находились в просторной гостиной (Гарри использовал ее как кабинет), где французские окна выходили в сад, спускающийся к ограде, за которой был речной берег. Они оба дернулись, услышав сообщение Пакстона; лица их посуровели. Темноту ночи ослаблял лишь свет луны и звезд. Это было их ошибкой; они мало что различали в потемках. Другое дело – некроскоп. Ночь была его стихией.

Те, что были наверху, находились в таком же положении, что Траск и Тил: в спальню едва пробивался свет луны сквозь задернутые шторы. Впрочем, Тил почувствовал присутствие Гарри, он тронул Траска за рукав и шепнул:

– Пакстон прав. Он здесь. Боже, я вдруг подумал о том, что нам предстоит! Бен, что, если он сейчас явится, прямо сюда, в эту комнату?

– Не делай ничего, – хриплым голосом ответил Траск. – Просто держи наготове свой арбалет, а я попытаюсь поговорить с ним. Только если тебе будет угрожать опасность, и разговора не выйдет – тогда стреляй, но взаправду, в сердце. Ты понял? В самое сердце.

Тил не стал переспрашивать.

– Теперь успокойся. Смотри. И слушай.

Снаружи, в саду, дымка тумана просачивалась через ворота, висевшие на ржавых петлях. Молочные языки наползали на террасу, змеились по дорожкам. Траск знал, что это за туман.

Гарри сотворил дверь Мёбиуса и перенесся с берега реки, из‑за садовой ограды, к стене дома, рядом с открытой створкой французского окна. Он слышал дыхание в комнате, биение их сердец. Один из них был Бен Траск. Пенни здесь не было, она была наверху. И Пакстон тоже.

– Господи! – выдохнул Тил, волоски у него на загривке встали дыбом. – Он здесь! Я чувствую тревогу – и ярость к одному из нас.

Траск поднял автомат, сделал шаг к окну, и еще один – через окно, в сад. Он стоял во тьме – его лодыжки окутывал туман – и вертел головой туда‑сюда. Вверх он не поглядел. Вернувшись в комнату, Бен спросил:

– Ты говоришь, тревога? А ярость? Против кого? Против меня? Или тебя? На кого он, черт возьми, злится?

– Пакстон! – прошипел Тил. – Это из‑за Пакстона!

Траск в ужасе посмотрел вверх. Там, наверху, Пакстон, Робинсон и девушка; у Гарри небольшой счет к Пакстону, а может – большой, и этот злобный маленький ублюдок держит под прицелом его женщину. Когда Траск расставлял людей в доме, он руководствуясь обычной человеческой логикой, полагал, что тот, на кого они охотятся, появится внизу, на первом этаже; потому он и отправил Пакстона с девушкой подальше, наверх: чтобы иметь возможность переговорить с Кифом до того, как они столкнутся с Пакстоном, дать Гарри хоть небольшую передышку, она ему наверняка нужна.

Но капкан не сработал; Траск мог бы сообразить, что некроскоп – особенная дичь, которая ходит по своим, только ему ведомым тропам. Но Пакстон, Пакстон! И Робинсон, у него ведь этот чертов огнемет!

– Наверх! – рванулся Траск к лестнице. – Давай живо!

Гарри тоже решил, что пора действовать. Он висел вниз головой, заглядывая в собственную спальню, руки с выросшими громадными присосками цеплялись за шероховатую кладку стен.