– Подожди! – сказала она ему еще там, в саду, у стены, где он, обретя вновь все чувства Вамфира, хотел взять ее немедленно и вспахать, как податливое поле. – Подожди! – повторила она дважды во время их полета, когда он застонал громче ветра прямо в ее ухо, стал биться о ее шею, и она почувствовала, как его метаморфическая плоть потекла, пытаясь обернуть ее всю, а его руки удлинились, как бы пытаясь прикоснуться к ней во всех местах одновременно.

И еще раз.

– Подожди! О, подожди же! – воззвала она к нему, когда летун приземлился на площадку несколькими этажами ниже ее самых верхних апартаментов. Карен почти спасалась бегством от него, взлетая по настилу и лестницам резной кости, стремясь в свои комнаты. Наконец, он догнал ее в спальне и понял, что столь долгое ожидание закончилось.

Гарри так редко занимался любовью, что он почти все забыл. Неудивительно. Пространство и время так запутаны! Сколько же времени прошло с того момента, когда он обладал Пенни? Измерение назад? Целая вселенная? Некроскоп знал только, что время – весьма относительное понятие. Былое казалось пушистым сном, а настоящее “сейчас” было так реально. Пенни была миражом, порождением сна, пухом чертополоха, она очаровала его в его снах, и наконец исчезла вместе с пробуждением. Но Карен... Она была реальностью, неотразимая, требовательная. Она была магнитом, притягивающим к себе, как маленькая планета, она манила его, как луна. И он желал ее.

Для Гарри она была воплощением всех земных (и неземных) желаний; она была его личной черной дырой, которая могла всосать его в себя всего без остатка. Да, в ней было это все и даже более того. Карен была Вамфиром!

Они скручивались, свивались в клубок на ее постели, ворчали, стонали, тяжело дышали. Гарри уже не совсем понимал, что было реальностью, а что фантазией. Он никогда прежде еще не пробовал преобразовывать свое тело; он не знал насколько способна растягиваться его плоть, он был “невинен” относительно потенциала своих чувств. И Карен тоже.

– Ты знала лишь собственные ласки? – переведя дыхание, спросил ее некроскоп, вытягивая свои руки и пальцы так, чтобы ощутить и ласкать все ее внутренние органы и самые сокровенные места, а она увлажняла слюной горячий комок его плоти, ощущая его трепет своим скользящим раздвоенным языком.

– Нет, – простонала она. – Дважды я летала на Светлую сторону, чтобы найти себе любовника. Но как можно обольстить перепуганного до смерти человека? Тем не менее, я принесла одного сюда. Прошло некоторое время, и он переборол свой страх, очутился у меня в постели. О, это было, как будто в разверстую пропасть... бросили камешек! Он не смог меня наполнить. Я выдоила его досуха и захотела еще, но в нем оставалась только одна кровь. Я знала, что могу смолоть его в порошок, превратить в пыль, убить его своей женской ненасытностью и поглотить. Это было бы так же просто, как съесть его. Но... я вернула его назад. Да, с того момента, я принадлежала только себе, да. – Как мужчины и женщины созданы друг для друга, так и плоть Вамфира должна принадлежать только другому Вамфиру. Нельзя получить удовольствие от монстра. Когда кровь Вамфира желает, человек не способен ответить.

– Вот уж верно, – ответил некроскоп, чувствуя как ее левый сосок проникает в его горло, словно язык, и как разбухла его мошонка, готовая взорваться под давлением переполняющих ее соков. – Женщина умерла бы от того, что я собираюсь сделать с тобой.

– О, и мужчина умер бы от моих ласк, – ответила она, содрогаясь. – Но удовольствие тем не менее фантастическое.

– Когда‑то лорды Вамфири брали себе женщин из Странников, – задыхаясь от исступления прошептал Гарри.