И наконец Гарри ответил ему:

– Ты сгоришь, ты дерьмо трогов, вонючка! Сгоришь в аду!

Шайтис хлопнул себя по бедрам и захохотал как безумный.

– Что? Ха‑ха‑ха! Да ты кусачий! Хочешь обидеть своего палача? – Он ткнул факелом в щепки, сперва вверх взвилась струйка дыма, а затем показался и маленький язычок пламени.

В эти мгновения в покрытых тенью предгорьях жалобно завыл волк и, повернувшись, быстрыми прыжками побежал вниз, к живописным горам, к сиянию Врат. Серые братья хотели было сопровождать его, но он остановил их.

– Нет! Возвращайтесь в горы. Это мое дело.

Пламя лизало ветки костра Гарри, маленькие яркие язычки быстро набирались сил и стремились вверх. Шайтис подошел к Карен, к полотнищу, на которое ее положили его рабы. Карен была в сознании, она хотела оттолкнуть его, но сил не было.

– Некроскоп, – лорд все глумился – ты же умеешь блуждать по странным мирам и невидимым пространствам. Ответь, почему ты не создал одно из своих таинственных убежищ и не сошел с креста? Спустись, посмотри мне в лицо, сразись со мной за эту сучку, которую мы уже оба опробовали. Иди же, некроскоп, спаси ее от моих объятий.

В ярости Гарри инстинктивно начал производить математические расчеты Мёбиуса. Невидимый для окружающих, в его глазах начал формироваться мерцающий проем двери. Дверь имела нечеткие очертания. Оставалось только довести ее формирование до конца, и все будет кончено: в такой близости от Врат Гарри просто разорвет в клочья, его атомы рассеются по множеству вселенных. Может быть, именно это и было решением? По крайней мере, он был бы избавлен от мук костра. А как же муки других? Как быть с грядущим страданием целого мира по ту сторону Врат? Впрочем, что толку тревожиться об этом? Земля уже обречена. Или нет? Гарри верил, что чудеса происходят, особенно, когда кажется, что уже все потеряно. Что ж, он еще успеет сформировать другую дверь – больше, мощнее, – когда муки станут непереносимыми.

– Нет, – прозвучал голос Обитателя в мозгу некроскопа в тот самый момент, когда он уже собрался убрать уравнения с экрана своего разума. – Удержи их, отец. Еще немного.

И Гарри почувствовал, что его сын внимательно всматривается в уравнения Мёбиуса, пляшущие в его мозгу, и в неясные, мерцающие очертания частично оформившейся двери. Всматривается, пытаясь понять их... и, наконец, вспоминает!

В следующее мгновение огромный волк создал уравнения, которые Гарри, даже находясь в полной силе, не смог бы представить себе, символы, оставшиеся от того времени, когда сын был куда сильнее отца. На несколько секунд утерянные способности Гарри‑младшего вернулись к нему, и он использовал одну из них, отправив сквозь полусформированную его отцом дверь картину всего происходящего с ними, предупреждение о возможном завтра. И это сообщение, отправленное со скоростью мысли, было получено во всех бесчисленных вселенных света.

Некроскоп убрал свои уравнения и не стал препятствовать новой огромной двери медленно плыть в сторону Врат, притягиваясь к ним. Но призыв сына, его послание‑предупреждение уже было передано. Гарри‑Волк уже выполнил свою миссию, миссию разумного существа. Теперь он мог сражаться лишь как волк. Это было бессмысленно, но серому волку было все равно. Он вспомнил, что когда‑то был человеком. И ему хотелось умереть как человеку.

Он перепрыгнул через кольцо рабов, окружавших дымящий костер Гарри. И с рычанием бросился на Шайтиса, который стоял на коленях перед распростертой на земле Карен. Но волк не достиг цели: рабы встали на его пути, один из них метнул копье и поразил его. Роняя пену из пасти, рыча, с перебитой копьем шеей и истекая кровью, он все продолжал судорожно тянуть свои тонкие человеческие руки к Шайтису – до тех пор, пока серебряный клинок не снес ему голову.