— Лидия, ведь у тебя не было другого выбора.

— Ничего подобного, выбор был! Разве не я всегда заявляла о себе как о принципиальном человеке? Я должна была вернуть драгоценности государству. — Она скорчила недовольную гримасу. — Пусть бы он почувствовал, каково это, когда тебя предают.

— Нет, — возразил Джеймс. — Это все эмоции. Я тебя хорошо знаю. Ты не стала бы навлекать на своего отца неприятности. Он твой отец, и этим все сказано.

— Но ведь ты сам постоянно критикуешь человеческое лицемерие. — Лидия попыталась засмеяться, но осеклась. — И сейчас представился случай для такой критики. Неужели после всего случившегося ты еще сможешь смотреть на меня с уважением?

— Легко. Разве ты пропустила мимо ушей мои слова, которые я сказал совсем недавно? То, что я говорил о любви и тому подобных вещах?

На лице у Лидии появилось отстраненное выражение.

— Наверное, я не заслужила твоего доверия, твоей любви. Любовь иногда просто сбегает, как кипящее молоко. Достаточно посмотреть на мою сестру Софи.

— Наша любовь никуда не денется.

— Откуда в тебе такая уверенность?

— От тебя, — ответил Джеймс. — Дело в том, что когда ты веришь во что-то, ты сражаешься за это. Чего бы это ни стоило, ты борешься за свою мечту. Поверь, ты сможешь простить своего отца. Вспомни, кем он был для тебя. И все это время я буду рядом с тобой. Я помогу тебе преодолеть эту черную полосу в твоей жизни.

Лидия посмотрела на него таким взглядом, какого Джеймс еще не видел.

— Вот уж не думала, что когда-нибудь доведется услышать такие слова от тебя, — сказала Лидия. — От человека, который всю свою жизнь посвятил мести родному отцу.

— Ты считаешь меня ужасным лицемером, да?

— Нет, — ответила Лидия. Однако в ее ответе не чувствовалось убедительности.

Но Джеймс уже принял решение.

— У меня еще кое-какие дела. — Он усмехнулся, заметив встревоженный взгляд Лидии. — Но наш разговор не закончен. Завтра я намерен снова прийти к тебе.

— Завтра здесь будет мой отец, — мрачно заметила Лидия и отвернулась к своему чемодану.

Более трудного дела Джеймс никогда в жизни не совершал. Но иного выбора для себя не видел.

Отец Джеймса сидел в своем кабинете за огромным столом. Запах лимонного воска и чернил — эта особенная смесь ароматов вызывала в памяти Джеймса много исключительно неприятных ассоциаций. В детстве его приводили в этот кабинет только для наказаний. Наводящие ужас постукивания тростью. Твердая сухая ладонь отца. Мелкие проступки, какими их считал Джеймс, даже совсем ничтожные провинности неизменно завершались поркой. Разбитая ваза, которую он опрокинул, играя в догонялки. Пятно на одежде. Опоздание на ужин.

У Стеллы жизнь была иной. Часто она, нарушая запреты Морленда, забиралась к нему в кабинет, чтобы побаловаться или приласкаться к нему. Отец ворчал на нее, но терпел шалости дочери.

— Этот кабинет разъединяет нас с тобой, Джеймс, — сказала однажды Стелла. — Именно там я чувствовала любовь к себе, а ты испытывал только обиды.

Джеймс смотрел, как Морленд при виде его пытается подняться на ноги, багровея от усилий. Внезапно ему стало совершенно очевидно, что молот судьбы обрушится на отца гораздо быстрее, чем он этого ожидал. Очень скоро этот кабинет перейдет к нему, и тогда придется прежде всего изгнать отсюда запах воска.

Обычно от подобных мыслей у Джеймса улучшалось настроение. Но сейчас он, напротив, ощутил такую боль, словно острый нож поразил его в какое-то уязвимое место. И вслед за этой болью виконт почувствовал горькое сожаление.