Никогда он не
мечтал о семейной жизни, даже с Кристиной; он бы пришел в ужас, если бы ему
сказали заранее; и все же брак совершился, и ничего нельзя было переделать,
не говоря уже о ребенке. Клод был не из тех, кто способен на разрыв. Такой
удел, несомненно, ожидал его; он должен был связать себя с первой, которая
им не погнушалась. Замерзшая земля звенела под ногами, ледяной ветер его
подхлестывал, приходила запоздалая мысль, что ему как-никак повезло,
попалась честная девушка, а чего бы он только не выстрадал, если бы на ее
месте, устав слоняться по мастерским, оказалась бы одна из натурщиц;
внезапно на него нахлынул такой прилив нежности, что он заторопился
вернуться и дрожащими руками прижал к себе Кристину, в страхе, что он мог бы
ее потерять. Его разочаровало, что она отстранилась от него с болезненным
криком.
- О, не так сильно! Ты делаешь мне больно!
Она прижимала руки к животу, он тоже перевел взгляд на ее живот, всегда
внушавший ему одинаковое, тревожное удивление.
Она родила в середине февраля. Повивальная бабка вовремя пришла из
Вернона, все обошлось благополучно; через три недели мать была уже на ногах,
ребенок, очень крепкий мальчик, так ненасытно требовал молока, что ей
приходилось по пяти раз вставать ночью, чтобы унять его крик и не разбудить
отца. Появление маленького существа перевернуло весь дом; деятельная
хозяйка, Кристина оказалась очень неловкой кормилицей. Материнство не
пробудилось в ней, несмотря на ее доброе сердце и жалостливость к любому
страданию; она уставала и падала духом на каждом шагу, звала Мели, которая
только ухудшала дело своей непроходимой глупостью; тогда на помощь прибегал
отец, еще более неловкий, чем обе женщины. Давнишняя нелюбовь Кристины к
шитью, непривычка к женским работам сказались в неумении нянчить ребенка. Он
был очень плохо ухожен, воспитывался кое-как; в саду и в комнатах стоял
полный разгром, произведенный маленьким существом, у которого прорезаются
зубы: беспорядочно валялись пеленки, ломаные игрушки, неубранный мусор. Чем
хуже Кристина справлялась с младенцем, тем большее желание она испытывала
укрыться в объятиях Клода; единственным ее прибежищем была грудь мужчины,
которого она любила, в нем был для нее единственный источник забвения и
счастья. Она была прежде всего любовницей, двадцать раз она пожертвовала бы
сыном ради возлюбленного. После родов ее страсть даже увеличилась, возросло
любовное влечение, которому она, во вновь расцветшей красе, свободно
отдавалась, избавившись от отягчавшего ее бремени. Никогда дотоле ее
плотская страсть не доходила до такого неистовства.
В этот период Клод понемногу возвращался к живописи. Зима кончалась, он
не знал, чем заполнить веселые солнечные утра; ведь Кристина из-за Жака не
могла выйти из дому раньше полудня; они назвали мальчугана Жаком в честь
дедушки с материнской стороны, но не позаботились о крестинах. |