Клод припустился почти бегом, было страшно холодно, усы его обратились
в настоящие сосульки. Мастерская Магудо помещалась в глубине квартала, и
Клоду пришлось пересечь несколько маленьких садиков, белых от инея, своей
печальной наготой напоминавших кладбище. Еще издали он узнал дверь Магудо по
колоссальной статуе сборщицы винограда, имевшей когда-то успех в Салоне,
которую из-за ее величины нельзя было поднять по узкой лестнице, вот она и
разлагалась здесь, похожая на кучу строительного мусора, вывалившегося из
тележки с откидным кузовом; она лежала обглоданная, жалкая, лицо ее
испещряли большие черные слезы дождя. Ключ торчал в двери. Клод вошел.
- Ты уже пришел за мной? - сказал удивленный Магудо. - Сейчас, только
надену шляпу... Хотя погоди, мне, пожалуй, необходимо растопить печку.
Боюсь, не случилось бы чего с моей красавицей.
Вода в чане замерзла, в мастерской было так же холодно, как и снаружи;
уже целую неделю у Магудо не было ни гроша, и он изо всех сил экономил
остатки угля, разжигая печку только часа на два по утрам. Мастерская
походила на мрачный, зловещий склеп, рядом с ней прежняя, оборудованная в
зеленной, показалась бы верхом благополучия; от голых стен и потрескавшегося
потолка несло могильным холодом. По углам стояли менее громоздкие, чем
"Сборщица винограда", статуи, созданные некогда со страстью и вдохновением,
выставленные в Салоне и возвращенные из-за отсутствия покупателей. Казалось,
что, уткнувшись носом в стену, эти скорбные уроды дрожат от холода,
выставляя напоказ свои запылившиеся, обломанные, перепачканные глиной
обрубки; их жалкая нагота годами агонизировала на глазах художника, который
сотворил их кровью своего сердца и вначале, несмотря на тесноту, охранял с
ревнивой страстностью; постепенно они рассыпались, становились чудовищными
мертвецами, но будут стоять так до того дня, пока скульптор не возьмет молот
и сам не уничтожит их, превратив в прах, чтобы наконец свободно вздохнуть.
- Так ты говоришь, что у нас еще есть два часа, - сказал Магудо. -
Тогда нужно разжечь огонь, осторожность этого требует.
Разжигая печку, скульптор гневно жаловался. Ну и подлое же ремесло, эта
скульптура, последний каменщик, и тот куда счастливее. На один материал для
статуи, которую заказчик покупает за три тысячи франков, нужно затратить не
меньше двух тысяч: натурщики, глина, мрамор или бронза, всяческие расходы по
оборудованию; и все кончается тем, что скульптуру под предлогом отсутствия
места помещают в каком-нибудь официальном складском хранилище, а ведь ниши
для монументов пустуют, готовые цоколи в публичных садах ждут статуй. На все
один ответ - нет места! Частным образом тоже нет никакой возможности
заработать, с трудом заполучишь иногда заказ на какой-нибудь бюст или
статую, которые оплачивают по подписке. Что и говорить, самое благородное и
мужественное из искусств! Но зато, занимаясь этим искусством, легче всего
подохнуть с голоду. |