Он испытывал странное, смешанное чувство тщеславия и угрызений совести,
которое заставило его на два дня забыть о живописи и призадуматься над тем,
что жизнь, быть может, ему не удалась. Впрочем, он так странно держал себя
по возвращении домой, был так полон впечатлений от ночи, проведенной с
Ирмой, что в ответ на расспросы Кристины сначала пробормотал что-то
невнятное, потом во всем признался. Разыгралась сцена. Кристина долго
плакала, но простила и на этот раз, полная безграничной снисходительности к
его проступкам, и, казалось, ее тревожило теперь только, не подорвала ли его
силы такая ночь. Но где-то в самой глубине ее горя таилась неосознанная
радость, гордость от того, что его могли любить, пылкая радость, что он
способен на подобное приключение, надежда, что он и к ней вернется, если мог
пойти к другой. Она трепетала, вдыхая запах желаний, который он с собой
принес. В сердце ее по-прежнему жила ревность только к ненавистной картине,
настолько сильная, что она предпочитала бросить Клода в объятия другой
женщины.
В середине зимы Клод почувствовал новый прилив мужества. Однажды,
перебирая старые подрамники, он нашел завалившийся за ними кусок холста. Это
была обнаженная фигур ч лежащей женщины из "Пленэра"; только ее он и
сохранил, вырезав из картины, возвращенной ему Салоном Отверженных.
Разворачивая холст, он не мог удержаться от восхищенного возгласа:
- Черт побери! Это прекрасно!
Он тотчас прибил холст к стене четырьмя гвоздями и с этого мгновения
проводил перед ним целые часы. Руки Клода дрожали, кровь приливала к лицу.
Возможно ли, что его рука написала эту вещь, достойную кисти мастера?
Значит, в то время он был гениален? Ему, видно, подменили мозг, глаза,
пальцы! Его охватила такая лихорадка, такая потребность излить душу, что в
конце концов он подозвал жену:
- Иди сюда скорее!.. Смотри! Как она лежит! Как тонко выписаны мускулы!
Взгляни на это бедро, залитое солнцем. А плечо, вот здесь до самой
выпуклости груди... Боже мой! Ведь это сама жизнь; я чувствую, что она
живет, как будто дотронулся до этой теплой и гладкой кожи, как будто вдыхаю
ее аромат!
Стоя подле него, Кристина смотрела, отвечала короткими фразами. Сначала
она была удивлена и польщена тем, что через много лет она возродилась на
полотне, как будто вновь стала вссемнадцатилетней. Но когда она увидела
страсть, охватившую Клода, в ней стала расти тревога, неосознанное
беспричинное раздражение.
- Как! Неужели она не кажется тебе такой прекрасной, что хочется упасть
перед ней на колени?
- Конечно... только она почернела.
Клод бурно протестовал. Почернела! Ну нет! Она никогда не почернеет!
Она обладает бессмертной юностью! Он испытывал настоящую любовь, он говорил
о ней, как о живой, и, чувствуя внезапное желание снова ее увидеть, все
бросал ради нее, как будто спешил на свидание. |