Над картиной
потешались: какой-то шутник притворялся, что споткнулся и хочет поставить на
нее ногу. Другие бегали вдоль узких проходов, будто бы для того, чтобы
понять истинный смысл картины, уверяя, что она очень выигрывает, если ее
поставить вверх ногами.
Тут и Фажероль начал подшучивать:
- Ну, ну, наберитесь мужества, господа! Приглядитесь к этой штуке,
вникните в нее, тут есть на что посмотреть за ваши денежки... Совершите акт
милосердия, господа, примите ее, сделайте доброе дело!
Все рассмеялись, услышав эти слова, и, жестоко издеваясь, еще
решительнее отвергли картину. Нет, нет! Ни за что!
- Отчего бы тебе не принять ее за счет твоей "благотворительности"? -
предложил чей-то голос.
Таков был обычай: члены жюри имели право на "благотворительность";
каждый из них мог выбрать из общей кучи одну картину, хотя бы самую
негодную, и ее принимали без всякого обсуждения. Обычно такую милость
оказывали беднякам. Эти сорок картин, выуженные в последнюю минуту, были
теми голодными нищими, которые стоят, переминаясь у порога, пока им не
разрешат примоститься в конце стола.
- За счет моей "благотворительности"? - повторил Фажероль в
замешательстве. - Да нет, для "благотворительности" у меня есть другая...
да, да, цветы, написанные одной дамой.
Его перебил насмешливый хохот:
- Дамочка хороша собой?
Узнав, что картину нарисовала дама, эти молодчики зубоскалили, не
проявляя и тени галантности. А Фажероль стоял, растерявшись, потому что
художнице покровительствовала Ирма. Он трепетал при мысли об ужасной сцене,
которая ему предстоит, если он не сдержит слово обещания. И вдруг он нашел
выход:
- Постойте! А вы, Венграм? Вы ведь тоже можете взять этого забавного
"Мертвого ребенка" за счет своей "благотворительности".
Возмущенный этой торговлей, Бонгран, у которого сердце сжималось,
замахал своими большими ручищами:
- Чтобы я... я нанес такое оскорбление настоящему художнику! Пусть же,
черт побери, он впредь будет более гордым и не суется в Салон со своими
полотнами...
И так как насмешки продолжались, а Фажероль хотел, чтобы победа
осталась за ним, он принял величественный вид уверенного в себе человека,
который не боится быть скомпрометированным, и заявил:
- Прекрасно! Я беру его за счет своей "благотворительности"!
Послышались крики: "Бравой" Фажеролю устроили шутливую овацию, низко
кланялись, пожимали руку. Слава храбрецу, имеющему смелость отстаивать
собственное мнение! И сторож унес под мышкой осмеянное, оскверненное,
поруганное полотно. |