Слава храбрецу, имеющему смелость отстаивать
собственное мнение! И сторож унес под мышкой осмеянное, оскверненное,
поруганное полотно. Вот каким образом была наконец принята в Салон картина
создателя пленэра.
Утром записочка Фажероля, состоящая всего из двух строк, уведомила
Клода, что ему удалось провести в Салон "Мертвого ребенка", но не без труда.
Хотя новость и была радостная, у Клода сжалось сердце: от каждого слова этой
лаконичной записки веяло благосклонностью и состраданием - всем
унизительным, что было связано с приемом картины на выставку. На какое-то
мгновение Клод почувствовал себя таким несчастным от этой победы, что ему
захотелось взять обратно свою картину и спрятать ее от всех. А затем это
мимолетное чувство рассеялось, тщеславие художника взяло верх, - слишком
сильно и долго он страдал, ожидая успеха. Ах, быть выставленным, достигнуть
цели! Он окончательно сдался и ждал открытия Салона с лихорадочным
нетерпением дебютанта, полный мечтаний, в которых ему рисовалось волнующееся
море голов - толпа, приветствующая его картину.
С недавних пор в Париже вошли в моду вернисажи: когда-то это были дни,
предназначенные только для художников, чтобы они имели возможность навести
последний блеск на свои картины. А теперь это стало модным развлечением,
одним из тех торжественных празднеств, которые поднимают на ноги весь город
и заставляют публику бросаться в шумную толчею. Уже целую неделю пресса,
улица, публика принадлежали художникам. Художники овладели Парижем,
разговоры шли только о них, о присланных ими картинах, об их поступках,
привычках, обо всем, что их касалось. Это было одно из тех молниеносно
вспыхивающих увлечений, которые будоражат всю улицу, и в те дни, когда
пропускали бесплатно, залы наводнялись даже деревенскими жителями, молодыми
пехотинцами и няньками, так что в иные воскресенья число посетителей
доходило до потрясающей цифры в пятьдесят тысяч; целая рать, батальоны с
широко раскрытыми глазами плелись в хвосте постоянных посетителей этой
ярмарки картин.
Сперва Клод испугался пресловутого вернисажа, смущаясь при мысли, что
окажется лицом к лицу со светским обществом, о котором так много говорили, и
решил дождаться более демократического дня настоящего открытия Салона. Он
даже отказался сопровождать Сандоза. Но затем он пришел в такое нервное
возбуждение, что, с трудом проглотив кусок хлеба с сыром, в восемь часов
утра внезапно отправился в Салон. Кристина, у которой не хватило духа пойти
вместе с ним, окликнула его, поцеловала еще раз, взволнованная,
встревоженная:
- Главное, дорогой мой, не огорчайся, что бы ни произошло!
С бьющимся сердцем, запыхавшись оттого, что он быстро взбежал по
большой лестнице, Клод вошел в Почетный зал. |