- Родители мои счастливы! Я купил им маленький домик, и они живут там
на ренту, которую я оговорил для них в брачном договоре. В свое время
матушка немало потратила на мое образование, разве не так? Надо же было ей
все возместить, как я когда-то обещал... Могу по чистой совести сказать, что
родителям не в чем меня упрекнуть...
Они подошли к решетке и остановились на несколько минут. Все с тем же
сокрушенным видом Дюбюш попрощался с товарищами и, задержав на мгновение
руку Клода в своей, сказал просто, без тени досады:
- Прощай! Постарайся выбиться. А я... Моя жизнь не удалась!
И он пошел домой, толкая колясочку, поддерживая уже начавшего
спотыкаться Гастона; мальчик шел сгорбившись, тяжелой, старческой походкой.
Пробило час, и оба друга, опечаленные и голодные, поторопились
спуститься к Беннекуру. Но здесь их ждали новые разочарования: вихрь смерти
пронесся над деревней; Фошеры - муж и жена, папаша Пуарет - все умерли, а
харчевня, попавшая в руки дурехи Мели, стала отвратительной, грязной и
неуютной. Им подали прескверный завтрак: в омлете попадались волосы, котлеты
отдавали бараньим салом; зал был гостеприимно открыт для заразы,
распространявшейся от помойной ямы, откуда налетали тучами мухи, так что от
них чернели столы. Палящая духота августовского дня проникала в помещение
вместе с вонью, и они удрали, не решившись заказать кофе.
- А ты еще прославлял омлеты матушки Фошер! - сказал Сандоз. - Теперь
харчевне крышка! Пройдемся, а?
Клод хотел было отказаться. С самого утра он только и думал, как бы
идти быстрее, словно каждый шаг сокращал тяжелую повинность и приближал его
к Парижу. Сердце, ум, все его существо остались там. Он шел вперед, не
смотря ни вправо, ни влево, не разглядывая ни полей, ни деревьев. В голове у
него была одна навязчивая мысль, наваждение такое сильное, что минутами ему
казалось: из густого жнивья встает и манит его выступ Ситэ. Все же
предложение Сандоза пробудило в нем воспоминания: он размяк и согласился:
- Ладно, пройдемся...
Но по мере того, как он шел по высокому, крутому берегу, в нем начинал
нарастать протест. Он с трудом узнавал местность. Чтобы соединить Боньер с
Беннекуром, построили мост. Мост! Боже ты мой! На месте старого, скрипевшего
на своей цепи парома, черный силуэт которого так живописно разрезал течение.
Вдобавок в низовье реки, в Порт-Виллезе, соорудили запруду, поднявшую
уровень воды, которая затопила часть островов, а узкие рукава реки
расширились. Исчезли живописные уголки, топкие тропинки, где можно было
бродить, не замечая времени. Да ведь это же настоящее бедствие! Чтоб им
провалиться, этим инженерам!
- Посмотри! Вот здесь слева, где выступает из воды ивовая роща, здесь
был Барре - островок, куда мы приходили поваляться на траве и поболтать,
помнишь? Ах, мерзавцы!
Сандоз не мог видеть, как валят деревья, не показав при этом кулак
дровосеку; он тоже побледнел от гнева, придя в ярость от того, что люди
калечат природу. |