Когда же Клод приблизился к своему прежнему жилищу, он просто онемел,
стиснув зубы. Дом продали каким-то буржуа, теперь он был обнесен решеткой, к
которой Клод прильнул лицом. Розовые кусты заглохли, абрикосовые деревья
зачахли; очень чистенький сад с узенькими дорожками, клумбами и грядками,
обсаженными самшитом, отражался в огромном зеркальном шаре, стоявшем на
столбике посреди сада, а заново выкрашенный дом с углами и рамами,
размалеванными под тесаный камень, выглядел нелепо, как нескладный
деревенский выскочка, расфрантившийся к празднику, и это окончательно
привело Клода в ярость. Нет, нет, здесь не осталось ничего от него самого,
от Кристины, от их большой юной любви! И все же он захотел посмотреть еще,
обошел дом, поискал дубовый лесок, тот зеленый уголок, где запечатлелся
живой трепет их первого объятия; но маленький лесок погиб, погиб вместе со
всем остальным, вырублен, продан, сожжен! Клод погрозил деревне кулаком,
излив свое горе в этом жесте, проклиная места, которые так изменились, что
он не нашел в них ни следа своего былого существования. Значит, достаточно
нескольких лет, чтобы стереть с лица земли уголок, где работали,
наслаждались и страдали! Для чего вся эта напрасная суета, если ветер
стирает и заносит следы шагов человека? Как он был прав, не желая сюда
возвращаться, потому что прошлое - это кладбище наших иллюзий, где на каждом
шагу спотыкаешься о надгробия!
- Уйдем! - закричал он. - Уйдем отсюда скорее! Нелепо так терзать себе
сердце!
Когда они оказались на новом мосту, Сандоз попытался успокоить Клода,
обратив его внимание, как живописно выглядело теперь расширенное русло Сены,
торжественно и плавно катившей свои воды вровень с берегом. Но эти воды
больше не интересовали Клода. Он думал об одном: это та самая Сена, которая,
пересекая Париж, струится у старых набережных Ситэ; эта мысль его
взволновала, он на мгновение склонился над водой, ему показалось, что в ней
отражаются величавые башни собора Парижской богоматери и шпиля св. Капеллы,
уносимые течением в море.
Друзья опоздали на трехчасовой поезд. Им пришлось провести еще два
мучительных часа в этой местности, где воспоминания тяжелым камнем ложились
на их сердце, К счастью, они предупредили дома, что, может быть, задержатся
и вернутся только с ночным поездом. Поэтому они решили пообедать
по-холостяцки в ресторане на Гаврской площади и немного передохнуть, беседуя
за десертом, как в былые времена. Когда пробило восемь часов, они уже сидели
за столиком.
С той самой минуты, как они вышли из здания вокзала и зашагали по
парижским мостовым, Клод перестал нервничать, словно наконец вернулся к себе
домой. Все с тем же равнодушным сосредоточенным видом он слушал болтовню
Сандоза, старавшегося его развеселить; писатель обращался с ним, как с
любовницей, которую хотят развлечь, угощая тонкими, пряными блюдами,
пьянящими винами. |