Сандоз объявил, что фамилия: Веко вполне подходит
для романа; Клод спрашивал, не согласится ли она ему попозировать; а Магудо
уже представил себе статуэтку этой девчонки, которую с руками оторвут.
Вскоре она ушла, посылая за спиной своего кавалера целый дождь воздушных
поцелуев всем приятелям, чем окончательно сразила Жори. Но Фажероль не хотел
ни с кем ею поделиться, его бессознательно притягивало к ней их сходство;
ведь она была такое же дитя улицы, как он сам; его задевала за живое ее
уличная развращенность, родственная его собственной натуре.
Было уже пять часов, приятели заказали еще пива. Завсегдатаи заполнили
все столики; это были буржуа, населявшие квартал, они бросали косые,
любопытные взгляды на художников, которых и побаивались и уважали. Приятелей
здесь уже знали, они стали почти легендарными личностями. Попивая пиво,
приятели беседовали о самых банальных вещах, они говорили о жаре, о том, как
трудно попасть в омнибус; кто-то делился своим открытием - отыскался
виноторговец, который подает к вину мясные блюда; кто-то затеял спор о новых
омерзительных картинах, выставленных в Люксембургском музее, но все
остальные сошлись во мнении, что картины эти не стоят своих рам. На этом
разговор прекратился, приятели покуривали, перекидываясь отрывистыми
замечаниями и одним им понятными шутками, вызывавшими дружный смех.
- Чего же мы сидим? - спросил Клод. - Ждем Ганьера? Все запротестовали.
Ганьер становится невыносимым; к тому же все равно он появится, когда они
примутся за обед.
- Тогда в путь, - заявил Сандоз. - Сегодня у нас на обед жаркое из
баранины; она пережарится, если мы опоздаем.
Каждый заплатил за себя, и все удалились. Они произвели впечатление на
посетителей кафе. "Эти молодые люди-художники", - шептались вокруг, указывая
на Клода, как на вожака дикого племени. Конечно, нашумевшая статья Жори
сыграла здесь роль, доверчивая публика создавала в своем воображении школу
пленэра, хотя сами художники над ней подтрунивали. Приятели насмешливо
утверждали, что кафе Бодекена должно гордиться честью, которую они ему
оказали, выбрав его колыбелью производимой ими художественной революции.
В обратный путь они отправились впятером: Фажероль тоже примкнул к ним.
Медленно и торжественно, как победители, они двинулись по Парижу. Чем больше
их было, тем шире они распространялись по улице и тем больше возбуждала их
кипевшая ключом жизнь Парижа. Они спустились по улице Клиши, вступили на
Шоссе Дантент потом на улицу Ришелье; перешли Сену по мосту Искусств. По
дороге обругали Академию и наконец по улице Сены пришли к Люксембургскому
саду, где напечатанная в три краски афиша ярмарочного цирка привела их в
полное восхищение. Спускался вечер, поток прохожих замирал, усталый город
томился в ожидании ночной темноты и, казалось, готов был уступить любому
мужественному натиску. Когда приятели пришли на улицу Анфер и Сандоз ввел их
к себе, он скрылся в комнату матери и задержался там на некоторое время;
когда он молча присоединился ж приятелям, нежная, растроганная улыбка
блуждала на его губах. |