Изменить размер шрифта - +
В маленькой квартирке Сандоза поднялся  невообразимый
шум: хохот, споры,  крики.  Сам  Сандоз  подавал  пример,  помогая  служанке
накрывать на стол, а старуха не переставала попрекать его, потому  что  было
уже половина  восьмого  и  баранина  пережарилась.  Пять  сотрапезников  ели
вкусный луковый суп, когда появился новый гость.
     - Вот он, Ганьер! - взревели все хором.
     Ганьер,  маленький,  невзрачный,  с  кукольным,   удивленным   личиком,
обрамленным легкой белокурой бородкой, стоял на пороге, щуря зеленые  глаза.
Он был  родом  из  Мелона,  сын  богатых  буржуа,  которые  оставили  ему  в
наследство два дома; живописи он научился самостоятельно в лесах Фонтенебло,
где, воодушевляемый лучшими намерениями, писал  добросовестные  пейзажи.  Но
истинной его страстью была музыка, он был буквально одержим музыкой,  и  эта
пламенная страсть сблизила его с самыми отчаянными из компании художников.
     - Может быть, я лишний? - тихо спросил он.
     - Нет, нет, входи скорее! - закричал Сандоз.
     Стряпуха уже несла прибор.
     - Нужно и для Дюбюша поставить прибор, - заметил  Клод,  -  он  говорил
мне, что придет.
     Все  дружно  принялись  ругать  Дюбюша,  который  пытается  пролезть  в
светское общество. Жори рассказал, что встретил его однажды, когда он ехал в
коляске со старухой и барышней, причем на коленях  его  красовались  зонтики
обеих дам.
     - Почему ты опоздал? - спросил Фажероль у Ганьера.
     Ганьер положил обратно ложку, не донеся ее до рта, и ответил:
     - Я был на улице Ланкри, ты знаешь,  там  бывают  камерные  концерты...
Дорогой друг, ты и представить себе не можешь, что такое Шуман!  Всего  тебя
так и переворачивает, ощущаешь как бы легкое женское дыхание на затылке. Да!
Представь себе нечто  менее  материальное,  чем  поцелуй,  некое  сладостное
веяние... Честное слово, чувствуешь прямо смертную истому!..
     Глаза его увлажнились, он побледнел, как от чрезмерного наслаждения.
     - Ешь, - сказал Магудо, - расскажешь потом.
     Подали ската, к нему  потребовался  уксус,  чтобы  придать  пикантность
черной подливке, показавшейся приятелям слишком  пресной.  Ели  вовсю,  хлеб
только успевали резать. Никаких деликатесов  -  разливное  вино,  да  и  его
усердно разбавляли водой из боязни, что может не хватить. Появление  жареной
баранины встретили дружным ура, и хозяин уже принялся нарезать жаркое, когда
вновь отворилась дверь. Но на этот раз раздались яростные протесты:
     - Нет, нет, никого больше не пустим! За дверь, предатель!
     Дюбюш, запыхавшись  от  бега,  остолбенев  от  оказанного  ему  приема,
вытягивал вперед бледное лицо и бормотал:
     - Честное слово, уверяю вас, это из-за омнибуса!.. На Елисейских  полях
мне пришлось пропустить целых пять!
     -  Нет,  нет,  он  лжет!..  Пусть  убирается  к  черту,  не  дадим  ему
баранины!.
Быстрый переход