Живопись тут была ни при
чем, тем более, что Клод презирал женские суждения, не старался ее
воспитывать, наоборот, даже избегал говорить с ней о живописи, стремясь
охранить эту главную страсть своей жизни от той новой страсти, которая
переполняла его сейчас. Кристина просто-напросто привыкла. Кончилось тем,
что она заинтересовалась его невозможными полотнами, убедившись, какое
огромное место они занимают в жизни художника. Это был первый шаг. Потом она
растрогалась, видя, как он одержим творчеством, как все приносит ему в
жертву. Да и могла ли она остаться равнодушной, - разве его страсть не была
прекрасной? Потом, начав разбираться в радостях и горестях, которые его
потрясали в зависимости от удачной или неудачной работы, она поняла, что не
может не разделять всех его чувств. Она печалилась, когда был печален он, и
радовалась, если, приходя, находила его веселым; настало время, когда она
прежде всего спрашивала, хорошо ли шла работа. Доволен ли он тем, что
написал за время их разлуки? К концу второго месяца она была окончательно
покорена; подолгу стояла перед полотнами, которые уже не пугали ее, и хотя
ей не слишком нравилась его манера письма, она уже начала повторять вслед за
художником, что его живопись "мощна, крепко сколочена, здорово освещена". Он
казался ей столь прекрасным, она так его любила, что, простив ему его
ужасную мазню, она не замедлила найти в ней такие качества, за которые она
могла бы хоть сколько-нибудь ее любить.
Однако была одна картина, та самая, большая, что предназначалась для
ближайшей выставки в Салоне, - ее Кристина дольше всего не могла признать.
Она уже без отвращения рассматривала рисунки обнаженной натуры, сделанные в
мастерской Бутена, и плассанские этюды, но голая женщина, лежавшая в траве,
все еще ее возмущала. Это была как бы личная вражда, злоба за то, что она на
мгновение узнала в ней себя, затаенный стыд перед этим крупным телом, нагота
которого продолжала ее оскорблять, хотя теперь она все меньше и меньше
находила там сходства с собой. Вначале Кристина просто отворачивалась;
теперь она подолгу простаивала перед картиной, молча ее разглядывая. Почему
у этой женщины совершенно исчезло сходство с ней? Чем больше художник
работал, никогда не удовлетворяясь сделанным, по сто раз возвращаясь к
одному и тому же, тем больше отдалялось сходство. Не отдавая себе отчета в
своих чувствах, далее не осмеливаясь признаться в них самой себе, Кристина,
уязвленная в своей стыдливости при первом взгляде на картину, теперь все
сильнее и сильнее огорчалась, что сходство с ней постепенно исчезало. Ей
казалось, что это ранит их дружбу; с каждой черточкой, которую он уничтожал,
она как бы отдалялась от художника. Может быть, он не любит ее и потому
изгоняет из своего произведения? Что это за женщина с незнакомым, туманным
лицом, которое проступает сквозь ее черты?
А Клод отчаивался, видя, что совершенно испортил голову, и не решался
упросить Кристину позировать. |