Всеобщее смятение и бурное негодование были
откликом на камень, брошенный им в лягушачье болото.
- Нет, - продолжал Бонгран, - вы не можете себе представить, каково
возмущение членов жюри!.. А ведь меня они еще опасаются и при моем
приближении умолкают!.. Вся их ярость обрушилась на столь страшных для них
реалистов. Ведь как раз перед ними систематически захлопывались двери
святилища; и именно о них император захотел предоставить публике возможность
высказать свое мнение; и, наконец, именно они торжествуют победу... Я так и
слышу скрежет зубов; я недорого бы дал за вашу шкуру, молодые люди!
Он громко смеялся, распростерши объятия, как бы желая вместить в них
всю молодежь, победоносное шествие которой он предчувствовал.
- Ваши ученики подрастают, - просто сказал Клод. Жестом смущенный
Бонгран заставил его замолчать. Сам он ничего не выставил, и все
произведения, мимо которых он только что прошел: картины, статуи, - все эти
человеческие творения наполнили его горечью. Это была не зависть, ведь он
обладал прекрасной высокой душой, но опасение за самого себя, не вполне
осознанный, подспудный страх медленной деградации, который неотступно его
преследовал.
- А у Отверженных, - спросил его Сандоз, - как там обстоят дела?
- Великолепно! Вы сами убедитесь.
Потом, повернувшись к Клоду, взяв его за обе руки, добавил:
- А вы, мой хороший, вы лучше всех... Послушайте! Вот обо мне говорят,
что я хитрец, - так я отдал бы десять лет жизни, чтобы написать такую
шельму, как ваша обнаженная женщина.
Похвала, высказанная такими устами, растрогала молодого художника до
слез. Неужели он добился наконец успеха! Не находя слов благодарности и
желая скрыть свое волнение, он резко перевел разговор:
- А Магудо молодчина! Его женщина хороша... И темперамент же у него!
Как вы находите?
Сандоз и Клод принялись обходить вокруг скульптуры. А Бонгран сказал с
улыбкой:
- Пожалуй, многовато бедер, многовато грудей, но общая гармония
достигнута тонкими и красивыми приемами... Однако прощайте, я оставляю вас.
Мне хочется посидеть, ноги меня больше не держат.
Клод поднял голову и прислушался к отдаленному шуму, на который он
раньше не обращал внимания; шум нарастал, катился повторяющимися раскатами:
это был как бы натиск ураганного прибоя, который с извечным неутомимым
рокотом волн ударяется о берег.
- Послушайте, - прошептал он, - что это такое?
- Толпа, - сказал, удаляясь, Бонгран, - там наверху, в залах.
Оба приятеля пересекли сад и поднялись в Салон Отверженных.
Картины были развешаны в прекрасном помещении, даже официально принятые
были помещены не лучше: портьеры из старинных вышитых ковров обрамляли
высокие двери, карнизы были обиты зеленой саржей, скамейки - красным
бархатом, экран из белого полотна затенял стеклянный потолок; в анфиладе зал
с первого взгляда не замечалось никакой разницы: здесь сверкало такое же
золото рам, окаймлявших такие же красочные полотна. |