Изменить размер шрифта - +
Я отдыхаю, ищу. - Вот еще! Выдумщик! Это  приходит
само собой. - Прощайте! - Прощайте!" Шамбувар, сопровождаемый своей  свитой,
медленно  уходил  сквозь  толпу,  бросая  по   сторонам   взгляды   монарха,
преисполненного радостью жизни; а  Бонгран,  заметив  Клода  и  его  друзей,
направился к ним, нервно потирая руки; кивком головы указывая на скульптора,
он сказал:
     - Кому я завидую, так это ему! Он всегда уверен, что создает шедевры!
     Он похвалил Магудо за  его  "Сборщицу  винограда"  и  с  обычной  своей
отеческой доброжелательностью, с благодушием старого, маститого, признанного
романтика обласкал всех присутствующих представителей молодежи. Обращаясь  к
Клоду, он сказал:
     - Ну как! Правильно я говорил? Сами убедились, там  наверху...  Вот  вы
уже и признанный глава школы.
     - Да, - ответил Клод, - они делают мне честь... Но  глава  нашей  школы
вы.
     Боигран ответил отрицательным жестом, полным невысказанного  страдания.
Прощаясь с ними, он сказал:
     - Никогда не говорите, что я глава школы! Я даже  для  самого  себя  не
могу быть главой!
     Товарищи побродили по саду, еще раз подошли к "Сборщице  винограда",  и
только тут Жори заметил, что Ирма Беко уже  не  висит  на  руке  у  Ганьера.
Ганьер очень удивился: где же он ее потерял? Когда  Фажероль  объяснил,  что
она ушла с какими-то двумя молодыми людьми, Ганьер  успокоился  и  пошел  за
товарищами с  облегченной  душой,  избавившись  наконец  от  этого  счастья,
которое его пришибло.
     Продвигаться удавалось лишь с большим трудом. Скамейки брали приступом,
аллеи были буквально забаррикадированы людьми; медленное  шествие  зрителей,
обходивших    вокруг    бронзовых    и    мраморных    изваяний,    поневоле
приостанавливалось, создавались пробки. Из переполненного буфета  доносился,
подхваченный гулким эхом громадного купола,  шум  голосов  и  звон  ложек  о
блюдечки. Воробьи укрылись наверху в своем лесу из  стропил  и,  приветствуя
склонявшееся светило,  пронзительно  чирикали,  сидя  под  нагретой  солнцем
стеклянной крышей. В тепличной сырой жаре становилось  вся  тяжелее  дышать,
воздух  был  совершенно  неподвижен,  от  свежевскопанной  земли  поднимался
приторный запах. Все шумы сада заглушали раскаты голосов и шарканье  ног  по
железному полу, которые неслись из выставочных зал, подобные  бурному  морю,
разбивающемуся о берег.
     Клоду, которого преследовал этот оглушительный шум, мерещились  выкрики
и смех, обращенные к нему, - ведь это его творение вызывало веселость толпы,
хохот и насмешки, как ураганный дождь, бичевавшие  его  картину.  Решительно
махнув рукой, он обратился к приятелям:
     - Чего мы тут торчим? В  здешнем!  буфете  я  не  согласен  ни  к  чему
прикоснуться  -  все  провоняло  Академией...  Пойдемте  отсюда   и   выпьем
где-нибудь кружку пива.
Быстрый переход