Одна из первых работ Лосева — «Русская философия» — была отправлена за границу и увидела свет в 1919 году на немецком языке. Автор о публикации не знал и забыл о самой статье. Недавно немецкий почитатель Лосева М. Хагемайстер разыскал ее, и она была снова напечатана (по-немецки и в обратном переводе на русский) в московском журнале «Век XX и мир». В этой статье Лосев назвал характерную черту русского философствования — «апокалиптическую напряженность». Эта напряженность присутствует во всех трудах молодого ученого — многочисленных книгах и статьях, глубоких по содержанию, блистательных по форме. Апокалипсис уже приблизился, может быть, наступил, ученый ему противится, хотя не страшиться не может; только что закончилась Гражданская война, из страны высланы все крупные умы, последовать за ними в эмиграцию у Лосева нет намерений, молчать он тоже не может, и вот апокалиптическая действительность рождает новый «эзоповский» жанр философской прозы. Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли, — этот афоризм приписывали Жозефу Фуше. Но в данном случае речь идет о другом: мысль надо высказать, но так, чтобы поняли тебя только те, кому надо. Так рождается под пером М. Бахтина «полифоничность» у Достоевского, мыслителя монологично христианского, а у Лосева рассуждения о диалектике и о мифе, также однозначно утверждающие православие. Россия вползала в апокалипсис, звериная действительность рождала новые условия «игры», только усвоив их, можно оценить Лосева. «В лице Лосева, — пишет В. Зеньковский, — русская философская мысль явила такую мощь дарования, такую тонкость анализов и такую силу интуитивных созерцаний, что всем этим удостоверяется значительность того философского направления, которое впервые с полной ясностью было намечено Вл. Соловьевым»¹.

В «Диалектике мифа» (1930) при внимательном чтении открываются три слоя: 1) апологетический, главный для автора — обоснование христианского мировоззрения, 2) аналитический — рассмотрение особенностей мифа как формы сознания, 3) полемический — разоблачение марксистской мифологии.

Апология (защита) православия — в конце книги (расчет на то, что цензор устанет, запутается в терминологических тонкостях). В доброе старое время Шеллинг, рассуждавший о мифологии, мог завершить свои мысли словами об откровении как явлении истины. Лосев лишен такой возможности и вынужден говорить об «абсолютной мифологии». Его книга выходила в государственном издательстве (хотя на титуле стояло «Издание автора»), приходилось хитрить. Абсолютная мифология есть «абсолютное бытие, выявившее себя в абсолютном мифе, бытие, достигшее степени мифа, причем ни этому бытию, ни мифу не может быть положено, никогда и никем, никаких препятствий и границ… Диалектика абсолютного мифа есть, в сущности, самая обыкновенная диалектика, ибо всякая диалектика говорит именно о последних, т. е. абсолютных основаниях знания и бытия»².

Попробуйте рассуждать диалектически, и вы придете к важным выводам. Лосев приводит «несколько примеров». В мире как целом «и в каждой вещи нетрудно заметить синтез неподвижной идеи и подвижного вещественного становления. Простая диалектика требует, что раз существует нестановящаяся идея, то она должна иметь и свое идеальное же, нестановящееся тело, ибо ясно, что дробное и смертное тело, несущее на себе вечную идею, не может считаться последним выразителем этой идеи. Как бы ни изумлялись позитивисты, но диалектика требует этого с абсолютной необходимостью, ибо раз возможна та или иная степень осуществления идеи — значит возможна предельная и бесконечная ее осуществленность. След., особый идеальный мир есть диалектическая необходимость; и если дать свободу диалектике и не втыкать ей палки в колеса, то она потребует именно этого.