Изменить размер шрифта - +
Чем выше художественная культура исследователя, тем живее его воображение, тем результативнее его деятельность. Творчество есть порождение в красоте, говорили в древности.

«Сущность души есть творчество, и сущность творчества есть воображение», — таково убеждение Б. Вышеславцева. «В науке интеллект, конечно, бесспорный господин; но в творчестве господствует суверенитет созидающей фантазии, и интеллект вместо царя становится вспомогательным средством, инструментом»<sup>15</sup>. Вышеславцев ссылается на Юнга, он мог бы вспомнить и о Канте, который одним из первых прославил продуктивное воображение.

Отсюда рукой подать до вопроса о смысле жизни. Зачем я живу? Таково логичное дополнение к главному вопросу кантовской философии: Что такое человек? (Кант расчленил этот вопрос на три: Что я могу знать? Что я должен делать? На что смею надеяться?) Вопрос о смысле жизни важен для человека, решившего стать личностью, сознательно определяющего свое поведение.

Самый примитивный ответ — никакого высшего смысла в нашей жизни нет, живем мы только раз, поэтому «лови момент», предавайся, пока можешь, чувственным наслаждениям, ни о чем не думай. Так рассуждает индивидуалист, рассматривающий себя как самоцель, лишенный моральных ориентиров. Позиция жалкая, прямо скажем, животная.

Другая крайность — рассмотрение себя только как средства. «Я рассматриваю себя, — писал Фихте, — только как одно из орудий разума и уважаю, люблю себя, интересуюсь собой, лишь поскольку я — такое орудие»<sup>16</sup>. Против такой позиции прямо возражает Н. Бердяев: «Личность есть высшая иерархическая ценность, она никогда не есть средство и орудие»<sup>17</sup>.

Возможен ли взгляд на личность как на высшую ценность в сочетании с отрицанием индивидуализма и эгоцентризма? Решение этой проблемы дало христианство. Образ богочеловека, принесшего людям высшую правду, обреченного на мучительную казнь и поправшего смерть, — ответ на вопрос о смысле человеческого бытия. Бессмертие души, а после второго пришествия Христа — и телесное воскресение обещаны смертным. «Борьба со смертью во имя вечной жизни есть основная задача человека», — настаивает Бердяев<sup>18</sup>. С этим должен согласиться и неверующий. Стремление к бессмертию, борьба за него могут наполнить смыслом и его жизнь.

Как ничтожна, как ограничена (условиями своего времени) по сравнению с этим программа материального благополучия, «земного рая». Умолчим о гримасах и ужасах казарменного социализма, осуществление которого обошлось нашей стране в десятки миллионов погубленных и обернулось всеобщим разорением. На Западе мечты теоретиков социализма как будто сбылись: средний рабочий и служащий живет в достатке. Нет сомнений, и наша страна достигнет со временем такого уровня жизни: в прошлом веке Россия была в числе передовых. Почему бы ей не стать таковой в веке будущем. Благополучие родного народа — великая цель. Но будет ли это означать, что назначение человечества достигнуто? Неужели ради этого возникла жизнь на Земле, шла органическая эволюция, развертывалась мировая история? Нет, десятки раз нет! Смысл жизни и культуры лежит не в социальной сфере, а в космической (хотя социальная сфера — основа космического бытия человека).

Здесь уместно поставить вопрос о счастье. Что это такое? Примитивный ответ — удача, счастливый случай. Выиграл крупную сумму денег — выпало счастье. Это кратковременный успех. Столь же кратковременна радость по поводу устранения какой-либо неприятности, страдания (сапожник вынул мучивший меня гвоздь из ботинка), мимолетна и радость чувственного наслаждения (сколько бы мне ни удалось повторить его). Нет, счастье не в этом. Счастье — это устойчивое переживание осмысленности и полноты бытия.

Быстрый переход