Смутившись ещё больше, словно меня поймали с поличным, отвернулась.

— Иди ко мне, Томма, — донеслось до меня с постели. Присев на край матраса, я тут же была заключена в объятья. Чуть сдвинувшись, Вульфрик положил голову рядом с моим бедром.

— У нас всегда было так принято, — я пригладила его растрепавшиеся густые пепельные локоны. — Когда кого-то дома нет, то родные ставят свечу на окно, не гася огонёк. Это сигнал, что его ждут, что о нём волнуются. Я папу всегда так ждала.

Прости, Вульфрик, но ты так много значишь для меня, что я просто не могу её потушить, понимаешь.

Он открыл глаза и внимательно всмотрелся в моё лицо. Подняв руку. погладил по щеке. Столько нежности ощущалось в таком просто жесте.

— Я всегда буду возвращаться, мечта моя. Всегда. Но ты можешь оставлять свечку, я буду видеть её и знать, что моя маленькая девочка волнуется и ждёт. Я буду счастлив, видеть этот свет в окне нашего дома. Не гаси свечу, родная моя.

Потянувшись, я поцеловала его. Объятья мужа мгновенно стали тяжёлыми и горячими.

В это утро свой хлеб жители нашей деревни получили на два часа позже обычного.

Объезжая поочерёдно все дома, я широко зевала, прикрывая рот рукой. Не выспалась. Я действительно прождала Вульфрика до поздней ночи и затушила свечу, только когда услышала, как скрипнула входная дверь и послышался шёпот мужчин. А вот теперь меня клонило в сон.

— Томмали, а нам за работу можно чего вкусного? — встрепенувшись, я посмотрела на двух местных ребят, что помогали мне сегодня. Хотя, по правде сказать, они делали всю работу: и телегу загрузили, и в калитки стучались, и провизию выдавали. А я всё это время дремала. Так что ни поощрить их сейчас было бы крайне несправедливо.

— Конечно, ребята, — я тепло улыбнулась. Эти мальчишки были друзьями Эгора, такие же смышлёные и смелые, как и он. — Как всё раздадим и вернёмся на склад, можете взять всё, что захочется, но только в разумных пределах.

— И муку? — тут же уточнил один из них, — И муку, конечно, только давайте уже развезём всё и по домам.

Парни поняли, хмыкнули, да так, что я покраснела. Для них я так и осталась Томма — соседка Эгора. Вартесой они меня звали только в присутствии северян.

Повозка неспешно катилась по улочкам вновь отстроенной деревни. Взор радовали дома с яркими красными крышами, заборы ровненькие, да калитки чудные — с вырезанными узорами. Словно и не наши это Сердвинки. Жалко, что нашу деревню не вернут к жизни. Обидно как-то.

Задумавшись, я снова задремала.

— Томма, вставай давай, приехали уже, — меня грубовато толкнули в бок. Открыв глаза, поняла, что мы уже у складов. Стало стыдно. Ну и работник я. Чего, вообще, ехала, послала бы мальчишек, они и сами справились.

— Ну, так как, муки можно взять? Мамка пирожки с морковкой обещала, если добуду, — парень терпеливо дожидался моего ответа.

— Симо, бери уже, чего хочешь: муки, морковки масла. Заработали, в отличие от меня, — отмахнулась я.

— Так спать-то тоже нужно, — подмигнул второй малец. — Что мы мешки не в состоянии по бабам раскидать.

Я улыбнулась. Вот бы и их в ученики куда пристроить. Хотя тут тоже мужики нужны.

А с этих двоих толк будет.

Поправив на плечах плащ, я слезла с повозки и неспешно пошла в сторону дома.

Вульфрика и Сая не будет до вечера, Эмбер наверняка у Талии опять весь день проведёт. А мне и заняться нечем.

— Томма, — у нашего дома я обнаружила всполошённого Малойо, — хорошо, что ты так рано. Ты только не переживай так сильно.