— Не узнала, значит. Ну, что же, ты была ещё ребёнком, когда всё случилось. Если бы не упрямство моего сына, тебя бы воспитывала я. Так всегда было заведено в нашем роду. Старшая дочь принадлежит жрице, а младшее дитя — Тануку. Но мой своенравный сынок придумал себе любовь и выбрал эту девку из воровской деревеньки. Чем она околдовала его только?!

До меня медленно стало доходить. Но мысли, что взывали к моему разуму, не был мною услышаны. Я не желала верить в то, что сейчас представлялось правдой.

— Мой папа любил маму, — зачем-то пробормотала я.

— Любил, — протянула зло старуха. — Я растила его правильно. С детства вдалбливала истины. Наши традиции. Веру. Он должен был стать главой рода. А что сделал он? Что?

— Яне знаю? — перед глазами расплылись чёрные круги.

— Не знает она? — женщины вопила так, что слюна разлеталась вокруг Пара капелек попали и мне на лицо, вызывая омерзение. — Не знает она! Эсам, негодный мальчишка, предал традиции нашей семьи. Предал своих родителей! И даже когда мы смирились с его выбором, он не отдал мне тебя. Не отдал! Твоя мать науськивала его против нас. Мерзкая девка!

— Не смейте так говорить о моих родителях! — зло прошептала я. борясь с головокружением.

— Гордая, — старуха скривилась, — ничего я обломаю твою гордость. Ты станешь следующей жрицей Танука. Это тело заменит моё, а ублюдки, которых оно породит, возродят наш род из пепла. Ты родишь мне правнуков. Томмали, и мы вновь отстроим храм и вернём расположение бога. Хотя тебя, как раз уже и не будет. Но останусь я.

— Сумасшедшая, — выдохнула я, теряя сознание.

— Не дерзи, внучка, — это последнее, что я услышала, перед тем, как увязнуть в густом и вязком беспамятстве.

Глава 72

Очнувшись, я не сразу поняла, где я. отчетливо слышались капли дождя, стучащие по крыше, и раскаты грома, но уже где-то вдалеке. Я замёрзла. Запахнув плащ, поёжилась. Тело буквально заледенело. Глаза разлеплялись с трудом. Потерев их, обнаружила маленькие склизкие прожилки зелёного гноя на пальцах.

Это несколько удивило, ведь с утра я была абсолютно здорова. Откуда же сейчас воспаление, да такое сильное. Второй глаз я разлепила с трудом, убрав корочки гноя с ресниц. Мне было так плохо. Грудная клетка болела, в горле пересохло.

Попытавшись приподняться, я поняла, что это просто отвратительная идея.

— Очнулась?! — старческий голос вывел меня из подвешенного состояния. Моё сознание проснулось и насторожилось.

— А вы ещё не померли? — вырвалось у меня. Мой хриплый болезненный голос звучал глухо, но вполне различимо.

— Нет, и не собираюсь, Томмали. Теперь у меня есть ты, а значит, жить мне ещё очень долго, — этот мерзкой хриплый голос затрагивал некие струнки в моей памяти.

Перед глазами стоял сгоревший храм, плачущая Лестра и бабушка, занёсшая надо мной нож. Словно обрывки дурного сна, эти картины всплывали в моей голове.

Крик сестры. Возня. Лестра, такая маленькая и худенькая, ещё совсем ребёнок, дралась со взрослой женщиной. Нож выпал, сестра схватила его и направила на бабушку. Она что-то говорила, утирая рукавом нового платья слезы. Я же лежала на камне, держа в руке куклу, не в силах пошевелить и пальцем. Дверь в храм знакомо скрипнула, и помещение огласил грозный крик отца.

Качнув головой, словно отгоняя видение, уставилась на, казалось бы, родного человека.

— Для чего вам я? — прохрипела, спрашивая то. о чём и сама уже догадалась.

Просто мне нужны были подтверждения.

— Я смотрю, мой сын совсем не посвящал тебя в традиции нашего рода, — старуха недовольно скривила изрезанное морщинами лицо.