Я оказала скорую мобильную помощь. На теле пострадавшего имелось три ранения. В районе плеча была зацеплена артерия. Он был против, но мы уложили его на носилки. В результате было остановлено кровотечение, наложена повязка. Пострадавший порывался уйти, однако кровотечение было слишком сильным, мы поставили капельницу, зафиксировали положение и настояли на срочной госпитализации. Всё.
— А фельдшер второй кто был? Как фамилия?
— Степаненко.
— То есть, к моменту вашего приезда Поликарпов Игорь Александрович был ещё в сознании?
— Да.
— Какие-нибудь обстоятельства… пострадавший, возможно, рассказывал о произошедших с ним событиях? Можете вспомнить?
— Нет, вы знаете, нет. Он рвался уйти, говорил, что это срочно, а потом сознание потерял.
— Вопросов больше нет, ваша честь, — обратился к судье гособвинитель.
— Позволите? — подал голос адвокат обвиняемого и, получив согласие судьи, обратился к свидетельнице: — Вы можете описать пострадавшего: во что он был одет?
— Темно-коричневая куртка… и всё, пожалуй. Больше ничего не помню.
— А может, вам что-то мешало оказывать помощь?
— Нет. Только то, что он пытался куда-то срочно уйти.
— А чем он аргументировал своё желание?
— Ничем. Не все же поступки мы аргументируем. Просто говорил, что срочно.
— Так. А можно по пунктам, подробно: вы говорите, вы ехали, вас остановили, вы не видели кто, а дальше? Где находился пострадавший? Он сидел, стоял, лежал?
— Не знаю. Я из машины не выходила. Мы остановились, открылась дверь, его завели и посадили на кресло.
— Кто завёл?
— Я не помню. Может, он и один зашёл, или его кто-то до машины довёл. Времени достаточно много прошло.
— Три недели. У вас так часто поступают люди с подобными ранениями?
— Нет. Но вызовов много, и как-то сложно всё в памяти удержать.
— Как он себя вёл в это время? Кричал, плакал, ругался?
— Данет, не кричал, не ругался и не плакал.
— То есть, он вот так спокойно вошёл, сел, дал оказать себе помощь и хотел уйти? Я, конечно, не знаю, но мне кажется, вы задаете при этом какие-то вопросы? Как-то успокаиваете? Что вы говорили? Как он реагировал?
— Спрашивала: что случилось. Но он ничего не сказал.
— А при осмотре, вам было очевидно, чем и как были нанесены ранения?
— Ну, скорее всего, огнестрельные.
— То есть, у него были многочисленные огнестрельные ранения, а он ничего не рассказывал? Ну, допустим. Скажите, а в таких случаях вы собираете какую-то информацию о здоровье пациента? Предрасположенности какие-нибудь…
— Анамнез, конечно, собираем, ну, есть ли у него непереносимости к каким-либо препаратам, проблемы с сахаром, давлением.
— Хорошо. А ваш напарник, Степаненко, вы говорили, что он выходил из машины и ходил ко второму пострадавшему. Может, он что-то видел? Что-то рассказывал после?
— Сказал, что того сбила машина, и состояние тяжелое. Что оказал первую помощь. И вторая машина его уже забрала.
— А он ничего не упоминал о том, что они знакомы с вашим пострадавшим или были вместе? Вам не показалось странным, что в одном месте, одновременно, оказались двое пострадавших?
— Нет. Нам некогда было разговаривать. Да к тому же случаи травматизма различны.
— То есть, он не упомянул о том, что видел что-то странное или, возможно, противозаконное?
— Не помню. Нет, кажется. Он ведь здесь, думаю, логичнее спросить у него самого?
— У вашего напарника мы уже спросили, но хотелось бы знать вашу версию происходившего. |