— Тебя невозможно узнать, — проговорил он наконец внезапно охрипшим голосом. — Ты просто ослепительна. Я даже представить себе не мог ничего подобного.

Нора улыбнулась, взглянув на него сквозь вуаль. Слова Мориса согревали ее сердце, а его взгляд повергал в смущение.

— Я даже боюсь появляться с тобой в общественных местах, — продолжал выражать восторг Морис, усаживая ее в машину. — Это может вызвать беспорядки. Все будут смотреть только на тебя и забудут о скачках и обо всем остальном.

— Не преувеличивай, — сказала Нора и украдкой взглянула на себя в зеркальце заднего вида.

Вскоре они оказались среди настоящего буйства ослепительных праздничных нарядов и умопомрачительных шляпок. Нора поняла, что это не просто скачки, куда приходят, чтобы поставить деньги на понравившуюся лошадь и посмотреть на забег. Это настоящее, светское мероприятие, престижное и шикарное, где собирается весь высший свет, где мужчины могут обсудить дела, а женщины — продемонстрировать свой утонченный вкус, выбрав самую элегантную шляпку.

Как хорошо, что она послушала Лиз! Нора была необыкновенно благодарна подруге за совет. В своей очаровательной шляпке она не просто удачно вписывалась в аристократическое общество, она чувствовала, что привлекает восхищенные взгляды мужчин и заинтересованные взгляды женщин.

Отгороженная от всех вуалью, Нора держала под руку Мориса и дефилировала вместе с ним от одного кружка празднично настроенной публики к другому. Обманчивая английская погода на этот раз не подвела: с самого утра ярко светило солнце, способствуя всеобщему веселью. Вокруг сияли улыбки, слышался смех и оживленные разговоры.

Морис не терялся среди этого многообразия. Он с гордостью представлял Нору своим друзьям и знакомым, и ей было приятно видеть, как он наслаждается выражениями восторга и неподдельного восхищения, предназначенными ей.

С кем-то он говорил о погоде, с кем-то обсуждал внешнюю политику или экономическое положение, для людей искусства он находил пару слов о последних выставках и театральных постановках, а с одной пожилой дамой с видом знатока беседовал о народных методах лечения ревматизма. Иными словами, Морис был здесь как рыба в воде. Это была его стихия.

Когда, наконец раздался звонок, возвещающий о начале скачек, Нора и Морис протиснулись к окошечку букмекера, чтобы сделать ставки.

— Я ставлю на третий номер, — сказал Морис. — Это мое счастливое число, и, кроме того, я слышал, что эта лошадка что надо. А ты кого выбираешь?

— Даже не знаю, — ответила Нора. — Вообще-то мне никогда не везет в лотерею, жребий и всякие подобные вещи.

— Я думаю, именно сегодня начнется твое везение. Фортуна любит новичков.

— Ну, тогда пусть будет номер пять. Маргаритка.

— Прекрасно, — сказал Морис. — А почему ты ее выбрала?

— Просто имя понравилось. Красиво звучит — Маргаритка. Интересно, как она выглядит?

— Очень скоро мы это увидим.

Они пробрались в ложу и заняли свои места. Оказывается, лошади были довольно далеко, Нора с трудом могла разглядеть свою Маргаритку, шедшую под пятым номером.

Вот уже дан старт, лошади рванули с места и, подгоняемые миниатюрными наездниками, понеслись по кругу. Первый круг, второй… Морис протянул Норе неизвестно откуда взявшийся бинокль, и она направила его на бегущих лошадей. Сначала в объективе мелькали только отдельные части хаотичной картины: хвосты, гривы, жокейские шапочки, искаженные криком лица… Но потом Нора разобралась с настройкой — и вот уже она наводит бинокль на лошадь под номером пять, видит ее развевающуюся гриву, блестящий черный глаз, влажный от пота круп и сжимающие поводья руки наездника.