Если бы я догадалась вчера или хотя бы сегодня поутру, что ты испытываешь, если бы я поняла вовремя, что придется изменить планы нашего ближайшего будущего, я бы ни за что не отпустила эту несчастную старуху. Видишь ли, когда мы с тобой толковали, мы были так поглощены друг другом, но теперь…
Карди приподнял голову.
— Нет, — горячо заговорил он, — пусть будет все так, как было решено. Я сам виноват: глупо было не сказать тебе сразу, что я чувствую. — Выражение глаз его изменилось; полные обожания, они улыбались ей. — Радость моя, я так был полон тобою! Я представлял себе, как мы странствуем снова вдвоем — второй бесконечный медовый месяц…
Верона закрыла глаза, не выдержав его взгляда, но вложила в его руку свою.
— Можем ли мы отказаться от этого? — шепнула она. — Разве нет и у нас права на жизнь? Пусть же Тото уедет месяцев на шесть, милый, и мы осуществим свои планы… А может быть, это так эгоистично с моей стороны, что ты возненавидишь меня потом? Я знаю, что такое для тебя Тото, знаю, что она была для тебя всем тогда, когда я — по вполне понятным причинам — в счет не шла. Но, милый, теперь, когда моя жизнь принадлежит тебе, теперь, когда наш второй брак кажется настолько жизненнее, чудеснее, чем какой-либо другой…
Уста к устам Карди клялся Вероне, что лишь она одна идет в счет, что он недостоин такой любви.
Осторожный стук в дверь Риверс; звонкий голос Тото:
— Можно войти?
Не успела она переступить через порог, как Карди сказал, стоя спиной к окну, так, что лицо его оставалось в тени:
— Девочка, мы с мамой решили отправить тебя на некоторое время в Париж, в школу, для завершения твоего образования…
— В школу?.. — перебила Тото, явно не веря своим ушам. — О, но это же… невозможно… совершенно невозможно, дэдди! Ведь мне семнадцать лет!
Она слегка отодвинулась назад и крепко стиснула руки. Наступило молчание, которое прервал воркующий голос Вероны.
— Милое дитя, в семнадцать-то и поступают к мадам Ларон. Ты будешь ездить верхом, ходить в театр, в оперу, танцевать и слушать кое-какие лекции. В твои годы ты уже сумеешь извлечь из всего этого пользу для себя. Завидую тебе.
Тото в миг преобразилась: глаза потемнели на бледном лице, золотые кудри рассыпались, когда она резко повернулась к матери.
— Вот, по крайней мере, правдивое слово, — очень звонко проговорила она, — вы действительно завидуете мне. Вы ревнуете, потому что дэдди меня любит, потому что я люблю его, потому что я вообще существую тут, подле вас, вы…
— Тото! — громко крикнул Карди. Но Тото уже нельзя было остановить:
— Почему бы маме не выслушать раз в жизни правду? А правда — вот она: она хочет отделаться от меня, вы оба хотите. И знаете это в глубине души. — Она направилась к дверям. — Мне, вероятно, придется уехать завтра?
Она вздернула головку, и широко раскрытые глаза спокойно и горько смотрели на тек двух.
Верона невозмутимо ответила:
— Да, поездом в два сорок пять. Мы едем все вместе до Берлина, дальше ты поедешь с Риверс.
Тото коротко рассмеялась, секунду помедлила и вышла из комнаты.
Верона обратилась к Карди со слезами на глазах:
— О, милый, что я наделала! Какая ошибка с моей стороны! Я оттолкнула Тото… из чистейшего эгоизма. Мне так трудно было отказаться от нашего медового месяца, и я искренне думала, что пребывание в школе пойдет ей на пользу. И вот что вышло!
— Ты вела себя изумительно, — сказал Карди, — но Тото… — добавил он сердито и вышел из комнаты. |