Изменить размер шрифта - +
Я считала, что у Ерхи душа сказителя. Он постоянно мечтал о чем-то, а потом рассказывал. Сказки, основанные на видении неграмотного мужика, наполненные народными суевериями. И от этих незамысловатых сказаний на душе было теплее, чем от мудрых текстов книг с закрученным сюжетом. В них было что-то такое родное. Слушая их, ты словно возвращаешься в детство, когда твое восприятие окружающего было таким же широким как сам мир и одновременно очень простым. Взрослея, сам становишься сложнее и усложняешь действительность. Мысль становится узкой, не в силах принять мир со всеми его сложными сторонами. Разум не может объять слишком многое. 

В Ерхе, несмотря на возраст, осталось что-то детское. Наверное, поэтому он так и не обзавелся семьей и детьми и ничуть об этом не жалеет. Люди зачем-то торопятся взрослеть, не давая себе насладиться самым прекрасным периодом в жизни — детством. Когда кажется, что все может измениться, что любые чудеса возможны, и ты способен прийти в восторг, наблюдая, как капля росы переливается в лучах солнца на узком зеленом листе травинки. 

— Многие люди любят звезды, но те не чувствуют их любви. Сказывают, ежели падает звезда, рождается человек. А вместо сердца у него та звезда, — тихо произнес Ерха. — Это хорошее сердце. Оно сияет даже во тьме и злость людская не властна над ним. Человек с таким сердцем не способен быть несчастным, ибо не любить его нельзя. 

От Ерхи слегка пахло перегаром. Быть пьяным или навеселе — это его обычное состояние. Он жил в этом состоянии, работал и сказывал. 

— Скажи, а ты встречал раньше принцессу? — тихо спросила я. 

Он бросил на меня взгляд из-под кустистых бровей. 

— Узнали-таки, — тяжело вздохнул он. — Да кто тогда знал, что она принцесса? — помедлив, продолжил он. — Батюшка ваш околдован был ею. Хороша ж была. Крутила им как хотела. Не сразу проведала, что затяжелела. До того ли было? Там развлечения, батюшка ваш, поклоннички… А как поняла, поздно стало. Живот уже расти стал. Она тогдась не выходила никуда, пока вы на свет не появились. А чрез две седьмицы батюшке вашему вас и отдала, а сама и уехала восвояси. Так вот. 

Не знаю, что я хотела услышать. Легче мне от этого не стало. 

— Спасибо, — тихо поблагодарила я. — Я пойду. 

— Да, спутайте, госпожа. А то утречком и так много шума было. Кабы не проверил кто сон ваш. 

Я медленно побрела назад. 

Ерха смотрел вслед удаляющейся юной госпоже, а потом перевел взгляд на небо. 

— А в день, когдась вы родились, тожа звезда падала. 

Моего отсутствия никто не заметил. По крайней мере, никто ничего по этому поводу утром мне не сказал. На завтрак меня пригласили. Горничные, приводившие меня в порядок, как могли, замаскировали ссадину на лбу. Теперь она выглядела как тонюсенькая царапина. Наагасах встретил меня улыбкой и даже пододвинул мне стул. Я вежливо пожелала всем приятного аппетита и уткнулась в свою тарелку. 

За столом царила вполне дружелюбная атмосфера. Герцог шутливо общался с принцессой, а та благосклонно его слушала. Общение между его сыновьями и моими сестрами, наконец, наладилось, и они о чем-то болтали. Отец был крайне благодушен и пытался расшевелить разговором графа Ротрийского, который покидал нас сегодня уже после завтрака. Лицо того было кислым. Идея очередной женитьбы провалилась. Даже мачеха улыбалась вежливой улыбкой, и эта улыбка не давалась ей с трудом. 

— Я проявила крайнюю невежливость, — неожиданно произнесла принцесса. — Столько времени нахожусь в гостях, и еще не принесла свои поздравления по поводу свадьбы вашей дочери, граф. 

Улыбка мачехи окостенела. На лице отца мелькнуло беспокойство, но он все же улыбнулся в ответ. 

— Ну что вы, Ваше Высочество.

Быстрый переход