— «Но»? Договаривай. Кого они на этот раз приговорили?

— В том-то, повторяю, и дело. Даже Кирзач малость увял, как услышал. Имя-то от него до последнего скрывали, пока не стало поздно назад отыгрывать.

Шалый хмуро поглядел на Ямщика:

— Выкладывай, не томи. Мне самому страшно становится, что за имя прозвучало.

Ямщик разлил по третьей перед тем, как ответить. Медленно и аккуратно еще одну редиску пополам разрезал, присыпал обе половинки солью, одну половинку себе оставил, вторую Шалому протянул, и уж потом, выпив вместе с Шалым и тщательно редиску разжевав, сообщил:

— Марка Бернеса они к смерти приговорили, вот.

Тут и Шалый своей редиской поперхнулся. Ямщик выждал, когда Шалый прокашляется и пивком запьет, и лишь затем продолжил:

— Как он Огонька сыграл в «Ночном патруле», этого вора ссучившегося, так кое-кто из наших зуб на него заимел. Ну, это, как власть говорит, агитация и пропаганда огромная. Да и песню он спел в этом фильме отличную, душевную такую. Ну, и завелся, кое-кто. Мол, покарать надо, чтобы другим неповадно было. Мы-то, в натуре, что? Многим и Бернес нравится, сами его песни поем, и соображаем, что он — человек подневольный, велела ему власть сыграть этого сученка, Огонька, он и сыграл. И главное, если шлепнет Кирзач Бернеса — соображаешь, что будет?..

— Прав ты, — сказал Шалый. — Будут повальные расстрелы, сотнями, и чрезвычайные тройки возобновить могут, чтобы в один час приговор выносить и исполнять. Весь блатной мир под корень выжгут. А еще, под такое дело, неизвестно сколько тысяч по стране за просто так положат, за компанию… Один у меня вопрос: почему вы сами вмешаться не могли? Сила-то за вами. Трое всего, против большой сходки.

— По разным причинам, — ответил Ямщик. — Во-первых, не положено такой приговор отменять. Сам знаешь, если жизнь человека в карты проиграна — это святое… Ну, допустим, на это бы мы плюнули. Но опоздали мы. Когда наши об этой затее узнали, Уральский, Волнорез и Губан уже из Ростова-папы на три стороны разлетелись, а Кирзач в четвертую направился. При этом, он совсем глухо зарылся. Получил от этой тройки ксивы хорошие, денег вот такую пачку, — Ямщик левой рукой показал, чуть не до предела раздвинув большой и указательный пальцы, — все адреса Бернеса, и где он живет, и где чаще всего бывает — и с концами…

— Получается, — ввернул Шалый, — они заранее и основательно к этому делу готовились, раз все у них было, и деньги на такое дело, и адреса… В смысле, не за игрой, не с ходу идея родилась, что прибрать надо Бернеса, а не кого другого…

— Получается, так, — согласился Ямщик. — Но я это в том смысле, что теперь, захоти Уральский, Волнорез и Губан Кирзача остановить, они все равно сделать этого не сумеют. Он должен объявиться только после того, как свой долг исполнит.

— Если появится, — сказал Шалый. — Скорей всего, его самого шлепнут… Или на месте преступления, или… А он не расколется, что карточный долг гасил, будет на том стоять, что в одиночку все задумывал. В соучастники они не попадут.

— Не попадут. Но нам-то от этого не легче. Слухом земля полнится. Смотри, и ты меня насчет Кирзача пытать вздумал, какие-то совсем нехорошие слухи уловив…

— Да, — кивнул Шалый, — слух и до меня долетел, что Кирзач свихнулся, и что всем будет хуже, если его не остановить.