А может быть, всё дело лишь в том, что лес свободен. Ему не ставили меток, он не находился под конвоем и ему не указывали как жить и что делать. Может, он просто олицетворяет свободу  и когда, точнее, если вдруг, Лёха окажется на свободе, наверное, всё очарование исчезнет, и дикий мир станет таким же, каким был и раньше – вообще не интересно, что там и как.

Охранник не зря сказал о холодной зиме. Первые заморозки, вынудившие волков начать искать пищу в лице двуногих пришельцев, последними не стали. Он не знал, сколько морозу ударило в тот или иной день – в тот год, в канве идеологии лагеря «Дружба», было решено лишить заключённых всякой возможности узнавать, сколько градусов за стеной барака. Видимо, начальство смущало и беспокоило, что нерадивы заключённые, плохо работают, когда за окном минус 50-ть и ниже. Поэтому, приняли единственно возможное для них решение – ведь они на пути исправления тяжким, честным трудом. Зачем мешать людям, исправляться? Так что отныне, определять, сколько на улице морозу, они могли только по тому, как быстро белеют носы и уши. Да ещё от блатных, когда те снисходили до простых смертных, объявляя им, что сегодня минус 55-ть и поаккуратнее там, но не шибко – норму на блатных, сделать надо обязательно, нет ничего в их жизни важнее, чем обеспечить норму тех, кто весь день торчит в тёплом бараке.

В итоге, сезон стал урожайным.

Для морга.

К концу зимы, в зоне умерло больше двадцати человек, в основном из тех, кто встречал здесь свою первую зиму. Они умирали от воспаления лёгких, или чего-то подобного. Нельзя потеть слишком сильно, когда от мороза белеют уши. Как только остынешь, будучи весь в поту - ты уже покойник. Конечно, если медицинская помощь подоспеет вовремя и у тебя здоровье хотя бы категории «С»…, но тут медицинская помощь поспевала в основном ко времени вскрытия. Такая уж политика партии, ничего не поделаешь.

Зима, в общем-то, хорошее время. Норма снижается, рабочий день чуть короче, время на сон, чуть больше даётся, утренний завтрак становится обильнее, в бараке включают отопление, которое осенью, несмотря на уже приличный холод, почему-то, не положено…

Но только полный идиот, мог зимой решиться на то, на что решился Лёха. Он это понял, когда было слишком поздно что-либо менять. И как вообще дошёл до того, что нужно действовать именно сейчас? Морозы стояли такие, что он поражался, почему ещё не помер и как этот ватный тулупчик, в принципе способен сохранять в нём остатки тепла.

Тогда он уже знал достаточно много, начал разбираться получше в местном жаргоне, привык к окружению и вполне влился в местную жизнь.

И решил, что пора двигаться дальше, в той реальности, что его окружает, раз уж никакой другой, для него больше не будет. Жутко надоело ему махать топором.

Он сделал первый шаг на пути повышения собственного авторитета.

А потом сотни раз сам себя проклял, догадавшись, что лучше было сделать это летом.

Лёха поступил, как делали не раз до него – отказался от работы. Прямо на построении. Последовала команда, поток людей потянулся к воротам. А он отошёл в сторону и замер там.

-Чё такое? – Проворчал охранник, обычно следовавший в хвосте колонны.

-В падлу мне. Надоело. – Ответил Лёха, демонстративно зевнув. – Устал я работать.

Охранник пожал плечами, мол, дело ваше. Сделал знак рукой охранникам, стоявшим у одного из бараков. Те бегом к ним. Ствол автомата тыкается в спину, указывая направление, и в полном молчании, вполне рутинно, ведут его за административную часть – там как раз карцер и находился.