— Как насчет голой Саншайн, покрытой взбитыми сливками и шоколадом? — Он откинул с ее шеи прядь волос. — И, пожалуй, с вишенкой наверху.
— Аппетитный рецепт! — рассмеялась она.
Тейлон наклонился к ней и, обхватив ладонями ее груди, поцеловал в шею.
Саншайн запрокинула голову и застонала. Соски ее мгновенно напряглись, в трусиках стало влажно, по телу прошла горячая волна желания.
— Ты всегда такой ненасытный? — спросила она.
— Только когда вижу то, что хочу, — ответил он, скользнув рукой вниз, к застежке ее джинсов. — А больше всего я хочу тебя.
С колотящимся сердцем она наблюдала, как он расстегивает на ней джинсы. Длинные тонкие пальцы потянули молнию вниз, обнажив кружевные белые трусики. Дразня мочку ее уха языком, обжигая ей шею своим горячим дыханием, он скользнул рукой под эластичный пояс и нащупал ее влагалище.
Саншайн ахнула — и от наслаждения, и от красоты сильных загорелых пальцев на белоснежной коже.
Издав низкий грудной стон, она потерлась о его руку, как бы приглашая его войти.
Зарычав, как дикий зверь, он одним рывком стянул с нее джинсы и трусики и опустился перед ней на колени.
Саншайн торопливо помогла ему снять с себя джинсы и туфли.
Стоя перед ней на коленях, совершенно одетый, он не отрывал взгляда от темного треугольника между ее ног.
Его обсидиановый взор встретился с ее взглядом: в нем полыхало черное пламя.
— Откройся мне, Саншайн. Пригласи меня войти.
От этой просьбы Саншайн залилась краской. Никогда еще она не делала ничего подобного, — но, чтобы доставить ему удовольствие, была готова на все.
Стряхнув смущение, она присела и широко раздвинула ноги, выдвинув их вперед.
— Милый, я вся твоя!
И, словно голодный зверь, он зарылся лицом в райское местечко между ее ног.
Саншайн громко вскрикнула от наслаждения и схватилась за стойку, чтобы не упасть. Он лизал ее, сосал, покусывал; язык его вертелся веретеном. Она зарылась пальцами в его густые кудри; все тело ее горело, словно в лихорадке, соски набухли и почти болели от сладостного напряжения.
— Да, да, Тейлон, да! — шептала она, прижимая его голову к себе.
Из груди Тейлона вырвалось негромкое рычание. От ее вкуса, от неповторимого женского запаха у него кружилась голова.
Он обежал языком затвердевший клитор, пробуя, исследуя, вкушая сидящую перед ним женщину. Много сотен лет ничто не доставляло ему подобного наслаждения! Ничто и никто!
Это счастье подарила ему она.
Страстная, изобретательная, отважная. Его тянуло к ней, словно магнитом, — и это чувство было неодолимо, как закон притяжения.
Он лизал ее, дразнил, мучил, срывая с ее губ стоны и возгласы удовольствия, и когда, наконец, громко выкрикнув его имя, она достигла вершины наслаждения, Тейлон мог поклясться, что вознесся на небеса.
Тяжело, прерывисто дыша, Саншайн смотрела, как Тейлон поднимается с пола. Вот он снова навис над ней, как башня: глаза его по-прежнему горели голодом и желанием.
— Что в тебе за чары, что я не могу им противиться? — глухо спросил он. — Всякий раз, когда ты рядом, я думаю только о том, чтобы наслаждаться тобой.
Он взял ее руку и положил себе на чресла, на мощное мужское орудие.
— Не знаю, — хриплым голосом прошептана Саншайн. Скользнув рукой за пояс брюк, она погрузила пальцы в мягкую кудрявую шерстку, нащупала набухшее мужское естество.
Он резко втянул в себя воздух.
— Но я чувствую то же самое, — договорила она, опуская руку ниже, к двум источникам его мужской силы.
Он закрыл глаза и стиснул зубы. Казалось, он претерпевает сильную боль, — но Саншайн знала, что дарит ему блаженство.
Стоя перед ним, совершенно одетым, обнаженная снизу, но по-прежнему в свитере и лифчике, она ощущала себя странно уязвимой. |