Они нанимали колдуний, и те собирали для них ядовитые травы Фессалии. Они создали рассадник колдовства, они заразили наш орден подобно тому, как ядовитое дерево тис, пуская глубокие корни на кладбище, проникает в могилы, высасывает оттуда зловещие испарения, а затем заражает воздух. Именно так.
Старуха хлопнула ладонью по стопке рукописей, сложенных на плоской крышке окованного железом сундука.
— Брат, ознакомься с этим со всем тщанием. Вдумчиво. И пиши, как в прошлый раз: черпай факты из этих манускриптов, а нити повествования переплетай сам, веди рассказ от себя.
Она пересекла комнату, подошла к узкому стрельчатому окну, всмотрелась в дымку вечернего тумана, что плыл по равнине Мелроуз, как невесомая фата.
— Пусть прошлое воскреснет для тебя.
Голос ее зазвучал резко.
— Малиновки и соловьи недолго живут в клетке, как и сокрытая правда. Прочти все эти рукописи, брат, и ты увидишь, словно в волшебном хрустальном шаре или в пылающем сапфире, самого Князя тьмы, ярко освещенного отблесками адского пламени.
Часть 1
ТРИПОЛИ (СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ)
ОСЕНЬ 1152 ГОДА
Глава 1
ГРАФ РАЙМУНД БЫЛ СРАЖЕН У ГОРОДСКИХ ВОРОТ МЕЧАМИ АССАСИНОВ
— Неспокойные времена настали — времена провидцев, знамений и предостережений! Небеса с гневом взирают на нас, ибо мы сбились с пути истинного! Наши души, покрытые кровоточащими язвами, ковыляя и спотыкаясь, побредут в ад. И нет вокруг нас ничего, одни зияющие могилы с трупами сгнившими и гниющими. Пусть вода насыщает землю влагой. Небеса же сочатся кровью и взывают к правосудию Божию, да озарит оно все, словно молния! Грехи, содеянные во тьме затворенных палат, пройдут чередой на виду у всех по широким мостовым и просторным площадям адским, где неугасимо пылающий гнев Божий высвечивает черные тени дыбы, виселицы и пыточного колеса. Говорю вам: покайтесь! Иерусалим мы взяли, но с пути своего уклонились.
Проповедник, облаченный в грязные и смрадные звериные шкуры, воздел свой посох и указал им на безоблачное голубое небо, куполом накрывшее сияющий белизной город Триполи, что раскинулся на берегу Средиземного моря.
— Покайтесь! — возопил он, в последний раз предпринимая попытку пробудить души своих слушателей. — Покайтесь, прежде, чем отворятся врата погибели и исторгнутся из них силы ада!
Эдмунд де Пейн, рыцарь Ордена тамплиеров, наклонился вбок, отчего заскрипело кожаное седло, и коснулся руки своего сотоварища из Англии, Филиппа Майеля.
— Испугался, Филипп? Страшишься того, что грядет?
На вытянутом, покрытом морщинами и потемневшем от солнца лице англичанина появилась ухмылка. Он запустил пятерню в длинные седеющие волосы до плеч, в беспорядке рассыпавшиеся по белому плащу, поскреб бороду и усы; в его карих глазах вспыхнул насмешливый огонек.
— У тебя, Эдмунд, мягкая душа, и много жестоких бурь предстоит ей пережить, прежде чем она очерствеет. Ты посмотри вокруг. Жизнь идет, как шла, ныне и присно и во веки веков, — он грубовато рассмеялся, видя, как нахмурился Эдмунд от подобной насмешки над святыми словами.
Де Пейн тут же вспомнил, что, когда в последний раз получал отпущение грехов, твердо решил не впадать в грех гордыни и не загораться обидой. Он выдавил усмешку и кивнул, крепче сжимая поводья рукой в плотной рукавице. Они с Майелем медленно продвигались по Алеппской улице к городским воротам Триполи. Оба входили в свиту графа Раймунда, франкского правителя города, собравшегося в путь, дабы в Иерусалиме помириться с женой своею, Мелисандой, с которой жил он до этого какое-то время врозь. Де Пейн зажмурился, чтобы не видеть суеты толпившихся на улицах людей. По правде говоря, ему хотелось снова оказаться среди своих духовных братьев, воинов-монахов. Но все же он открыл глаза и метнул взгляд на Майеля: нет, не все братья — мечтатели, не всем являются видения святых. |