— Cruciferi, a bas, a bas! — Тон этого выкрика был презрительным, слова — провансальскими, а гортанный говор выдавал турка.

Крик вывел Эдмунда из задумчивости, и он увидел, что толпа напирает со всех сторон. Впереди прокладывали дорогу в людской толчее наемники-туркополы, легковооруженные телохранители Раймунда, графа Триполийского; в лучах приближавшегося к зениту солнца ослепительно блестели пластины их панцирей. Эдмунд всматривался в лица прохожих слева, справа, но никто из них не посмел взглянуть ему в глаза. Выкрикнуть это оскорбление мог любой. У большинства мужчин головы венчали белые тюрбаны, нижняя половина лица была скрыта свободным концом тюрбана — защита от песчаного ветра из пустыни и от гудящих туч черных мух.

Де Пейна не отпускала тревога. Кругом столбами вилась пыль. Воздух был насыщен запахом верблюжьего и конского навоза. Со всех сторон пронзительно вопили торговцы, здесь, в Триполи, евреи и мусульмане, католики и православные, франки и турки поневоле перемешивались в толчее и давке темных узеньких переулков, шумных базаров, накаленных солнцем площадей. Триполи был перекрестком разных религий и культур, и спокойствие в городе поддерживал железный кулак старого графа, который ехал сейчас позади Эдмунда, окруженный свитой писцов и конных рыцарей. Над их головами утренний ветерок развевал роскошные стяги Раймунда — сине-желтые, с изображенными на них ливанскими кедрами.

— Не теряй спокойствия, тамплиер! — Могучий голос графа заставил де Пейна обернуться, изогнувшись в седле.

Рыцарь вежливо поклонился Раймунду и подумал, что зря не надел свой хауберк и поножи. Кроме белого плаща тамплиера с вышитым красным крестом на нем были лишь легкие сапоги, стеганая поддевка и штаны. За спиной висел выпуклый щит, а на простом кожаном поясе — меч и кинжал в ножнах. Хватит ли этого для защиты, если подобные оскорбительные выкрики перейдут в боевую схватку? Де Пейн мотнул головой, стряхивая стекающие под длинными волосами капли пота. Он сложил руки в рукавицах вместе, зажав поводья между ними, и стал бормотать молитву тамплиеров: «Non nobis, Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam».

Ему нельзя забывать, что он всего лишь смиренный рыцарь Храма, который принес обет бедности, повиновения и целомудрия. Он дал клятву следовать всюду, куда поведет крест тамплиеров, безропотно повинуясь Великому магистру ордена, — поэтому-то они с Майелем и оказались здесь. Последние несколько месяцев они провели в гарнизоне Шатель-Блан, крепости рыцарей Храма, что к югу от Триполи. А затем им приказали сопровождать графа Раймунда в Иерусалим. Эдмунд был взволнован. С одной стороны, он радовался тому, что теперь над ним не довлеет жесткий распорядок крепости Шатель-Блан, ему не терпелось снова повидать Иерусалим, с другой стороны, он отчетливо понимал, почему выполнить этот приказ — его первейший долг. Он был связан клятвой. Орден тамплиеров и был создан ради того, чтобы охранять пути в заморских землях, в Палестине, в земле Господа нашего. По этой самой земле ходил Иисус Христос, Бог в человеческом воплощении; там он спал, ел, беседовал с друзьями, проповедовал; там он умер и восстал из мертвых. И все же де Пейн чувствовал, как нарастающая тревога грызет сердце и затуманивает разум. Триполи был городом шумным, не знающим покоя: целое море непрерывно меняющихся красок, никогда не оседающая дымка пыли, палящий зной и тучи свирепых мух. Тело рыцаря истекало потом, конь под ним встревоженно прядал ушами. В толпе по обе стороны кавалькады была охрана, но могло таиться и немало врагов.

— Не спи! — Майель наклонился к Эдмунду, источая запахи пота и пива. — Бодрствуй, Эдмунд, ибо не ведаешь ты ни дня, ни часа; а придет он, как тать в ночи!

Де Пейн сморгнул капельки пота, заливавшего глаза, и облизал губы, покрывшиеся коркой песка и соли.