|
Перед остальными же, к крайнему их неудовольствию, дверь закрылась. Мы направились к двери маленького дома. Ничто не указывало на случившееся здесь страшное событие, все было на месте: в алькове постель, покрытая зеленой саржей, в изголовье распятие из черного дерева, украшенное засохшей с прошлой Пасхи веткой вербы. На камине младенец Иисус из воска между двумя посеребренными подсвечниками в стиле Людовика XVI, на стене четыре раскрашенные гравюры в рамках из черного дерева, на которых изображены были четыре страны света. На столе накрыт был один прибор, на очаге кипел горшок с супом, а рядом били часы с кукушкой с открытым ртом. - Ну, - сказал развязным тоном доктор, - я пока ничего не вижу. - Поверните в дверь направо, - прошептал глухо Жакмен. Пошли по указанию арестованного и очутились в каком-то погребе, в углу которого находилось подполье. В отверстие снизу пробивался свет. - Там, там, - прошептал Жакмен, вцепившись в руку Ледрю и указывая на отверстие. - А, - шепнул доктор полицейскому комиссару со страшной улыбкой людей, на которых ничто не производит впечатления, потому что они ни во что не верят, - кажется, мадам Жакмен последовала заповеди Адама. И он стал напевать: Умру, меня похороните, В погребе, где... - Тише! - перебил Жакмен. Лицо его покрылось смертельной бледностью, волосы его поднялись дыбом, пот покрыл лоб. - Не пойте здесь! Пораженный выражением этого голоса, доктор замолчал. И сейчас же, спускаясь по первым ступенькам лестницы, спросил: - Что это такое? Он нагнулся и поднял шпагу с длинным клинком. То была шпага, взятая, по словам Жакмена, в Артиллерийском музее 29 июля 1830 года. Лезвие было в крови. Полицейский комиссар взял ее из рук доктора. - Узнаете вы эту шпагу? - сказал он арестованному. - Да, - ответил Жакмен. - Ну, ну, скорее. Это был первый признак убийства, на который наткнулись. Прошли в погреб, каждый шел в том порядке, о котором я упомянул выше. Доктор и полицейский комиссар шли впереди, за ними Ледрю и Жакмен, потом двое лиц, которые были у мэра, за ними жандармы, потом привилегированные, среди которых находился и я. Когда я сошел на седьмую ступеньку, мой взор погрузился в темноту погреба, которую постараюсь описать. Первый предмет, который приковал наши взоры, был трупом без головы, лежавшим у бочки. Кран бочки был наполовину открыт, из крана текла струйка вниз и, образовав ручеек, подтекала под доски. Труп был скрючен, как будто в момент агонии он прогнулся в спине, ноги не двигались. |
