— Не изводите себя, патрон…

— Не буду.

— …потому что все это не мешает ни ослу реветь, ни тюльпанам распускаться.

— Ни соловью молчать, дядя Нат.

— Ни соловью молчать, патрон.

— Не сомневайтесь, — шептал Тюльпан. — Скажите «да» в ответ на пару вопросов! Скажите «да» — жизни и смерти, «да» — ненависти и цвету моей кожи, «да» — раку и осеннему дождю, «да» — презрению, «да, да, да» — всему, до потери дыхания, одно большое «да» всему, единое биологическое «да»!

— Вот-вот, патрон, не надо протестовать.

— Коллективизм, — цитировал Тюльпан монотонно, — должен путем направленной эксплуатации, в которой и заключается формула равенства, извлечь из каждого человека все, на что он способен. Каждый должен получить сполна от коллективного вклада в науку и технику…

И вдруг он зарыдал.

— Ну-ну, патрон, не волнуйтесь, — торопливо добавил дядя Нат. — Это ненадолго. Еще усилие — и мы сможем закрыть лавочку и отойти от дел. «Глас народа» дает пять тысяч долларов за эксклюзивную новость. Предлагаю что-нибудь вроде: «Тронутый проявлением симпатии и успокоенный тем, что его пример так стихийно подхвачен миром, Тюльпан объявляет о намерении прервать свой пост. Он просит своих учеников принять это как проявление веры в маленького человека, в его движение, в его судьбу и блестящее будущее западного общества». Письмо от Лени, патрон. Из Голливуда. Начались съемки «Великого Махатмы Гарлема». Цветного, патрон, с песнями и танцами… Не изводите себя.

После отъезда Лени чердак погрузился в невыразимый беспорядок. Кровати не заправлялись неделю, всюду валялись газеты, посуда, грязное белье. Негры входили без стука, оставались сколько хотели, оставляли свои инициалы на стенах, крали, болтали и бесцеремонно смеялись. В углу мирно жевала жвачку корова, время от времени сыто мыча. Это была священная корова, которую Тюльпан получил из Индии вместе с трогательным посланием, уверявшим во «всецелом нашем уважении и горячей симпатии к мужественному европейскому народу, борющемуся за свою свободу». Ученики Тюльпана, в основном из интеллигентов, окружили священную корову глубоким почтением. Правоверным был постоянно открыт доступ к ее навозу. Чудесный успех движения не вскружил Махатме голову и не заставил его отказаться от патриархальных обычаев, которые мы за ним помним; единственным признаком определенного достатка был ученик, который постоянно держался рядом с Господином, поднося ему пепел на серебряном блюде.

— Там эти ганди повсюду, — заявил Гринберг, вернувшись из поездки на Юг, где негры сотнями объявляли голодовку, протестуя против своего положения в обществе. — Эти ганди повсюду, и за ними миллионы черномазых, все решили победить или погибнуть.

— Они погибнут, — сказал Костелло.

— Миллионы негров решили, — сказал Флапс, — а в центре всего этого — маленький человек.

— В центре всего этого Тюльпан, — прошептал Биддль взволнованно. — Маленький друг бедных. Маленький друг негров. Маленький друг всего мира. И в центре всего этого Тюльпан — совсем один.