|
Все присутствующие, хоть и под газом, не поддержали этой темы, только Горда, засмеявшись, прикрыла ладошкой рот гусарствующему авиатору. Боря же Градов вдруг почувствовал некоторую симпатию к пьяному дураку: свой все-таки, спецназ, с американцами воюет, вот нервы и не выдерживают. На эстраде вдруг зазвучал рояль. Вера приподнялась и заглянула за колонну: -- Ну, мне уже пора работать. Музыкантов на эстраде еще не было, один только пианист в медленном темпе наигрывал "Сент-Луис блюз". Летчик было приподнялся, чтобы проводить свою гостью, однако рука у него сорвалась со стола, и он чуть не упал. В этот момент Боря Градов быстро прошел за стульями, взял певицу под локоток и повел к эстраде. -- Профессионально сделано. Боб! -- хохотнул за спиной Сева Земляникин. -- Давайте потанцуем, -- предложил Борис. -- Ну что ж. -- Она положила ему руку на плечо. Они начали танцевать под пианино. Она что-то напевала под нос по-английски, потом спросила: -- Кто вы такой? Я давно вас заметила. Поворачивая ее в танце, он касался ее груди и бедер. На высоких каблуках она была почти одного с ним роста. Спина у нее была влажная, пот добавлял к ее духам какую-то совсем уже убийственную нотку. -- Я... я... -- забормотал он, -- я офицер разведки в запасе, мастер спорта по мотогонкам, кроме того... кроме того, знаете ли, я -- сын маршала Градова... у меня пустая пятикомнатная квартира на улице Горького... и еще, еще... автомашина "хорьх", и все это... Она на мгновение прижалась к нему: -- Ну что вы дрожите, мальчик? Не волнуйтесь, я буду с вами. Лабухи уже возвращались и рассаживались. Пианист, подмигнув Горде, продолжал играть, Борис уже не мог вымолвить ни слова. Наконец дирижер, пожилой павиан в торчащей коробом крахмальной манишке, объявил: -- Уважаемые товарищи, эстрадный оркестр ресторана "Москва" начинает завершающее отделение своей программы. -- После концерта ждите в вестибюле гостиницы! -- шепнула она. Снова погас весь свет, закрутился под потолком стеклянный шар, поплыли над быстро сбежавшейся толпой танцоров разноцветные блики. Борис не вернулся к столу авиатора, а плюхнулся на какой-то стул поближе к эстраде. Горда стояла в глубине, весело болтала с пианистом, может быть, о нем, может быть, как раз о том "сумасшедшем мальчике", с которым она танцевала, пока тот наигрывал "Сент-Луис". Потом луч прожектора вывел ее вперед, и она, почти прижав губы к микрофону, запела, плечами и коленками поддерживая медленный и пружинящий ритм: Когда-нибудь пройдет пора ненастья, Сумеем мы вернуть былое счастье, И мы пройдем весь этот путь Когда-нибудь, Когда-нибудь! Ну да, она пела теперь для него, только для него, вовсе не для денежного капитана, которому так трудно нажимать на гашетки, когда приходится растягивать глаза "под корейца", вовсе не для еще более денежных, извечных своих грузинских поклонников, которые так горячо ей сейчас аплодируют, стуча перстнями, ни для кого из этой нажравшейся толпы, а только для Бори Градова, которому она обещала быть с ним, назвав его именно так, как ему мучительно хотелось, -- мальчиком! Подошел официант. |
