Изменить размер шрифта - +
Впрочем, если она так дорожила тем, чтобы все знали, что у нас есть деньги,

что мы богаты, то не потому, чтобы богатство без всего, богатство без добродетели, являлось в глазах Франсуазы высшим благом, однако и

добродетель без богатства тоже не была ее идеалом. Богатство являлось для нее как бы необходимым условием добродетели, при отсутствии которого

добродетель оказалась бы лишенной достоинств и прелести. Для Франсуазы они были настолько нераздельны, что в заключение она наделила добродетель

качествами богатства и, наоборот, стала требовать от добродетели некоторого комфорта и находить в богатстве нечто назидательное.
       Закрыв довольно поспешно окно, - иначе мама, казалось, "разбранила бы ее на чем свет стоит", - Франсуаза начинала со вздохами убирать с

кухонного стола.
       - Есть Германты, которые проживают на улице Ла Шез, - говорил камердинер, - один мой приятель у них работал: служил вторым кучером. И я

знаю одного парня, - он мне не приятель, а зять моего приятеля, - который отбывал в полку службу с псарем барона Германтского. "И после этого,

подите ж: это не мой отец!" - приговаривал камердинер, имевший обыкновение напевать модные мотивы и пересыпать свои речи свеженькими шутками.
       Франсуаза, с ее усталыми глазами уже пожилой женщины, которая притом видела все из Комбре, в неясной дали, различила не шутку,

заключавшуюся в этих словах, но то, что шутка должна была в них заключаться, так как они выпадали из связи речи и были брошены с особенной силой

человеком, которого она знала за шутника. Вот почему она улыбнулась с видом благожелательным и ослепленным блеском остроумия, как бы говоря:

"Ох, уж этот Виктор: неисправим!" Впрочем, она была счастлива, ибо знала, что выслушивание подобного рода острот отдаленным образом связано с

теми благопристойными светскими удовольствиями, ради которых все торопятся приодеться и выходят из дому, рискуя простудиться. Наконец, она

считала камердинера своим другом, ибо он беспрестанно с негодованием возвещал ей об ужасных мероприятиях против духовенства, затеваемых

республикой. Франсуаза еще не поняла, что самыми жестокими нашими противниками являются не те, что нам противоречат и пробуют нас убедить, а те,

что преувеличивают или измышляют известия, способные нас огорчить, старательно избегая давать им хотя бы видимость оправдания, которая уменьшила

бы нашу боль и внушила бы, может быть, легкое уважение к политической партии, которую они непременно хотят изобразить нам, чтоб нас совсем

доконать, одновременно и беспощадной и торжествующей.
       - Герцогиня наверно в родстве с ними всеми, - сказала Франсуаза, возобновляя разговор о Германтах с улицы Ла Шез, как возобновляют

музыкальную пьесу в andante. - He помню, кто-то мне говорил, что один из тех Германтов женился на кузине герцога. Во всяком случае, это из одной

и той же "ветви". Великий это род Германты! - прибавила она с почтением, основывая величие этого рода одновременно на многочисленности его

членов и на блеске его славы, как Паскаль основывал истину религии на разуме и на авторитете Писания. Ибо, зная одно слово "великий" для

обозначения обоих качеств, Франсуаза воображала, что они составляют нечто единое; ее словарь, подобно некоторым драгоценным камням, имел кое-

какие изъяны, затемнявшие также и мысли Франсуазы.
       - Спрашиваю я себя, не будут ли они те самые, у которых есть замок в Германте, в десяти лье от Комбре? Тогда они должны быть тоже

родственниками ихней алжирской кузине.
Быстрый переход